Дарья Плещеева - Наблюдательный отряд [litres]

– Ну, ты знаток, – с некоторой завистью молвил Росомаха.

– Хорь, давай-ка мы этих двух кавалеров выпроводим и потолкуем, – предложил Акимыч. – Что-то мне не нравится, как ты глядишь…

– В самом деле, пойдем, Росомаха, – позвал Лабрюйер. – У меня переночуешь.

– А пойдем, – и уже на улице Росомаха спросил: – А что такое Акимыч учуял? Он ведь старый хитрый черт…

– То учуял, что наш командир по краешку ходит. Он в одну барышню, кажись, влюбился, а барышня невесть где откопала госпожу то ли Лемберг, то ли Крамер, и берет у нее уроки итальянского. А я вот думаю – не госпожа ли Крамер эту красавицу нашла и в доверие втерлась, чтобы подобраться к Хорю? Мне кажется, его маскарад они давно уж раскусили.

– Только не говори Горностаю. Сами разберемся, – сказал Росомаха. – А что за барышня? Откуда взялась?

– Пришла с подружкой делать карточки… Слушай, и ведь в самом деле – эти Минни и Вилли как-то очень бойко в нас с Хорем вцепились. Знаешь, как у девиц – шерочка с машерочкой, ах, фрейлен Каролина, какая вы душка!..

– Это Хорь – душка?! Черт побери! Леопард, и ты молчал?

– Ты не представляешь, сколько дам и девиц приходит в «фотографию»! И все с какой-то придурью…

Лабрюйер вспомнил, как впервые увидел Наташу. Тогда тоже в салон ворвалось с полдюжины звонкоголосых и очаровательных молодых женщин.

– Что тебе известно про этих Минни и Вилли?

– Две барышни на выданье, обожают оперу, желают непременно петь по-итальянски и выступать в миланской «Ла Скала». Они искали в Риге итальянца, чтобы поучил их правильному произношению… а госпожа Крамер искала итальянца, который украл ее дорогую доченьку… Слушай, я ведь уже вообще ничего не понимаю! – признался Лабрюйер.

– Зато я понимаю. В Риге, насколько нам известно, орудует Эвиденцбюро, и оно вряд ли обходится без агентов-женщин. Скорее всего, и госпожа Крамер-Лемберг, и обе барышни – агенты. Они одновременно ведут разведку в нашей «фотографии» и ищут агентов-итальянцев, хотя способ, надо сказать, странный. Что ты еще знаешь про этих барышень?

– Они живут вместе. Родственники позволили Вилли немного пожить у Минни, которая ей не только подруга, но и что-то вроде кузины. И там есть телефонный аппарат! Погоди, ведь Хорь знает, где они живут. Я-то его не спрашивал, и без того забот хватает…

– Узнай. Все узнай. Я сам проверю, что это за музыкальные барышни, – сказал Росомаха. – А не хочешь ли завтра спозаранку поехать к «Мотору»?

– Для чего?

– Ты ведь собирался разобраться с домом на Нейбургской? Вот и поглядим, кто оттуда выйдет и пойдет к «Мотору». Заодно Мякишева подвезем.

– Жаль, я сейчас Фирста не найду. Он должен был узнать, кто в том доме обитает, и доложить.

– Сами справимся.

– Кстати! Я знаю, ты тоже считаешь, что незачем гоняться за маньяком. Но все же у нас есть карточки, на которых госпожа Урманцева и пропавшая гувернантка Амелия Гольдштейн. Не забудь взять их у Яна и поделись с Акимычем. Мало ли что? Вдруг опознаете?

Из квартиры Лабрюйера они телефонировали Вилли Мюллеру. Он еще не спал, и не спал по уважительной причине – вечером перебирал мотор «Руссо-Балта», пытаясь поймать чертика, который засел непонятно где и издевательски постукивает. Чертика он не поймал и сидел в расстроенных чувствах, глядя на чертежи и пытаясь настичь его умозрительно.

– Приезжай в семь утра, – сказал ему Лабрюйер. – Общими усилиями разберемся. Погоняешь своего чертика на разных скоростях – глядишь, и выскочит.

– Тоже плохо, – возразил Мюллер. – Мне для того машину дали, чтобы я убедился в ее пригодности, а если в ней неполадки – так чтобы доложил, какие именно. Их же устранить надо. А если чертик пропадет – как я потом узнаю, где он сидел?

Но договориться удалось, и Лабрюйер, оставив Росомаху хозяйничать, побежал предупредить Сеньку – чтобы не бежал утром к трамваю и не тратил пять копеек зря. Пять копеек в Сенькином кошельке – нелишние, это два с половиной фунта черного хлеба, это два фунта хлеба белого, если Сеньке захочется роскоши, это три яйца, то есть в пять копеек ему может обойтись завтрак с горячей яичницей. В почтенном немецком городе экономия похвальна, и Сенька не должен ее стыдиться. Вряд ли помощнику кочегара положен оклад более восьми рублей, а каждый рабочий день вынь да положь десять копеек на трамвай; надо будет ему, в самом деле, рублишка полтора подбросить…

Сенька пришел в восторг – он еще никогда не ездил на автомобиле.

Пока добирались до «Мотора», он замучил Вилли Мюллера вопросами. Лабрюйер и Росомаха только посмеивались – вот что, оказывается, нужно шоферу-фанатику для счастья.

Возле нужного дома они оказались слишком рано. Еще успели подвезти Сеньку к заводской проходной, сделали круг и нашли то, что искали, – черный автомобиль. Он стоял у стены сарая под небольшим навесом, чуть ли не впритирку к поленнице.

– Это «Панар-Левассор», – сказал Мюллер. – Их в Риге, можно сказать, нет, я такой впервые вижу. Раньше только на картинках видел, даже не знал, что кто-то привез.

– Наше счастье, что в Задвинье еще не научились строить гаражи, – заметил Росомаха. – В лучшем случае навесы. Однако прохладно. Как они его заводить собираются?

– Они же оба – инженеры, – имея в виду Эрика Шмидта и Теодора Рейтерна, сказал Лабрюйер. – Сообразят. Ну, подождем, поглядим, кто к нему придет.

– Замерзнем к чертовой бабушке, – ответил Росомаха. – Ведь заводской гудок еще не скоро. И нам даже не первый гудок, а второй нужен.

– Чтобы гудок загудел, нужно сперва котельную раскочегарить, – разумно заметил Вилли Мюллер. – Заводскому гудку место на крыше котельной.

– Ну вот сейчас Мякишев этим и займется.

Утренних гудков было два – первый заменял рабочим, не имеющим будильника, петуха, а второй, примерно полчаса спустя, означал начало рабочей смены, и к этому времени живущие по соседству рабочие уже не проходили, а пробегали через заводские ворота.

– Поторопились мы, – проворчал Росомаха. – И схлопочем горячку…

– Есть мысль. Отсюда до Зассенхофа и версты не будет, – сообразил Лабрюйер. – А там кирпичный вокзал, который отапливается. Вовсе незачем мерзнуть вдвоем. Я сейчас останусь, поброжу тут, а через полчаса ты меня сменишь.

– А если ты пойдешь топтать землю за кем-нибудь? Как я тебя отыщу?

– На маршруте от Нейбургской до «Мотора». Ну, поезжайте.

«Руссо-Балт» укатил, Лабрюйер остался.

Вспомнив молодость, когда ему, начинающему полицейскому агенту, и на дереве по два часа сидеть приходилось, он стал искать наблюдательный пункт и первым делом подумал о «Панар-Левассоре». Автомобиль был роскошный – имел четырехместный кузов и не брезентовый верх, как у орманской пролетки, а настоящую крышу и застекленные окна. При свете фонарика, ловкости рук и особом навыке можно было отворить дверцу и забраться вовнутрь. Дверца открылась удивительно легко.