Дарья Плещеева - Наблюдательный отряд [litres]

– Если мы предупредим Калепа, что фальшивый Собаньский при помощи некого Морозова добывает сведения – предположительно, для итальянской разведки, Калеп своей директорской властью может запретить Собаньскому вход на завод и уволить Морозова. С одной стороны, давно пора. А с другой – мы рискуем навеки упустить Собаньского. Он вынырнет, скажем, на «Фениксе», с какими-то новыми затеями, а мы об этом не узнаем. С третьей стороны – хм, с третьей стороны… Мы не знаем, каковы отношения между Эвиденцбюро и итальянской разведкой, как они там ссорятся, мирятся и торгуются… Есть и четвертая сторона. Что, если Ригу осчастливила визитом, скажем, английская разведка?.. Мало ли, что союзники… Хорь!

– Да, я слушаю.

– Выследить фальшивого Собаньского теперь нетрудно. Но выявить все его тайные связи – для этого еще один наблюдательный отряд потребуется. Нас слишком мало… Хорь!

– Да, да…

Лабрюйер замолчал. Хорь меланхолически кромсал гильотинкой неудачную карточку на множество тонких полосок. Потом, всю ее уничтожив, он посмотрел на Лабрюйера.

– Я не знаю, что делать, – сказал он. – Наверно, придется посоветоваться с Горностаем. Этот-то все знает!

– Просто у него опыта побольше, чем у всех нас. Он может покопаться в своей голове и найти похожий случай. Так что, мне на «Мотор» не возвращаться?

– Оставайся пока тут, – подумав, решил Хорь. – Тебя будет искать твой Фирст, наверняка объявится Росомаха. А я… я пойду, погуляю… просто погуляю… Имею я право на два часа отдыха?!

– Ступай, конечно, – усмехнулся Лабрюйер. – Хочешь просто послоняться по городу? Или имеешь цель?

– Ни малейшей цели.

– Тогда знаешь что? Зайди в книжную лавку Дейбнера, что на Новой улице. Посмотри – может, там будет новый хороший план Риги со всеми фабриками и заводами.

– Да, это пригодится.

Хорь надел поверх парика отделанную мехом шляпку, накинул модное широкое дамское пальто с большими пуговицами и ушел.

Лабрюйер попросил Яна позвать госпожу Круминь и заказал крепчайший черный кофе, если можно – со сливками и пирожками. Пирожки со шпигом и луком супруге дворника всегда хорошо удавались.

Лабрюйер пил кофе в салоне и глядел в окно на прохожих, когда Ян позвал к телефонному аппарату.

– Любовник – Эрик Шмидт, служит на «Унионе», – доложил Фирст. – А «Унион» – это у нас что? Это изготовление и монтаж электрического оборудования для военного флота. Вот такие пироги…

– Умеет эта дамочка выбирать себе любовников, – заметил Лабрюйер.

– Продолжать?

– Нет, передадим Шмидта другому человеку.

Лабрюйер имел в виду Енисеева.

Енисеев трудился на «Фениксе», а «Унион» аккурат напротив «Феникса», достаточно перейти Петербуржское шоссе. Надо полагать, он и среди унионовских чертежников и канцелярских служащих уже завел знакомства, так ему сподручнее будет разобраться. Когда Фирст пообещал завезти отчет со всеми своими расходами и повесил трубку, Лабрюйер подумал: «Лучше было бы, чтобы это решение принял Хорь…»

Он видел, что в отряде разворачивается странный поединок. Хорь – против Горностая, и Хорь переживает этот поединок всерьез, а Енисеев ведет себя так, будто ничего не замечает. Лабрюйер был на стороне Хоря. Он понимал, как молодому трудно противостоять старому, опытному и ехидному. И понимал также, что Хорь должен научиться справляться в таких случаях сам.

Явился Хорь, как и обещал, через два часа. Прогулка не помогла – он был мрачен и недоволен. Лабрюйер пересказал ему донесение Фирста.

– Но если источник сведений – Шмидт, то вся твоя бурная деятельность по поиску маньяка – коту под хвост. Значит, не шантаж, а обычный древний способ добычи сведений в постели, – сказал Хорь. – Мы это проходили.

– Маньяка я установлю и позабочусь, чтобы он получил по заслугам, – хмуро сказал Лабрюйер. – И даже если врачи докажут, что он не в своем уме, уютной палатой на Александровских высотах он не отделается… как бедный Клява…

– Да, Кляву жалко. Он, наверно, совсем зеленый был, когда попал в эту историю.

– И зеленый, и слабый. Видишь, не выдержал. Теперь его уже никогда не вылечат. Ты карту принес?

– Принес… Послушай, Леопард, ты ведь за барышнями ухаживал?

– Было дело, ухаживал.

– Какие предлоги ты придумывал, чтобы телефонировать?

– Хм… Давай-ка лучше говори прямо. Ты придумал предлог, чтобы телефонировать Вилли, но он тебе самому не нравится?

– Я Минни встретил. В книжной лавке. Она меня не заметила. Я смотрел карты, а она хотела купить ноты. Я прислушался – ноты ей велела купить эта проклятая итальянка, Лемберг, и сама записала на бумажке, какие именно. Приказчик в лавке какую-то арию отыскал. Потом Минни ушла, но она список потеряла. Я подобрал. Вот, думаю – если телефонировать и сказать, что хочу отдать ей список, это не будет слишком глупо?

Лабрюйер невольно улыбнулся.

– Я думаю, не очень. Сразу узнаешь, как к тебе барышни относятся. Если попросят, чтобы принес список, значит, все в порядке. Или сами пообещают за ним зайти. А что за арии?

Хорь достал из муфты бумажку. Лабрюйер посмотрел на список, увидел знакомое – арию Царицы ночи из «Волшебной флейты», и хмыкнул.

– Хорь, я домой сбегаю на полчасика. Надо.

Дома Лабрюйер отыскал листок, один из тех, что были найдены в номере госпожи Крамер. Уже и на первый взгляд было видно, что почерк – не тот. Он помчался обратно в фотографическое заведение, и там они с Хорем внимательно изучили обе бумажки.

– Это две разные женщины, – сказал Хорь. – Ничего себе новость!

– В Риге одновременно появляются две пожилые седые дамы, одна ищет итальянцев, другая преподает итальянский оперный язык. Они бывают в одних и тех же местах, но при этом не познакомились! – воскликнул Лабрюйер. – Скажи, госпожа Лемберг не производит впечатления буйнопомешанной? Не ругается?

– Нет, благопристойная дама.

– Черт знает что… Вот что, Хорь. Мне кажется, стоит отдать Минни эту потерянную бумажку, но как-то так, чтобы повидать эту госпожу Лемберг. Что говорили девицы о своих уроках? Учительница к ним приходит? Или они идут к ней?

– В приличных домах девицы не бегают на уроки, учителей нанимают приходящих… – Хорь задумался. – Мало нам было хлопот? Теперь ты хочешь устроить наблюдение за домом Минни?

– Я сам не знаю, чего хочу. У меня нет в голове ответов на все вопросы разом, – признался Лабрюйер, и это был намек на Енисеева, который, казалось, знал все на свете. – Можно послать Росомаху или Акимыча. Если в доме есть консьержка, она скажет, когда приходит учительница.

– Можно.

И тут раздался телефонный звонок.

– Легок на помине, – сказал Хорь в трубку. – Леопард, это Росомаха. Возьми отводную трубку.