Валентин Лавров - Секретный агент S-25, или Обреченная любовь

Вышибала встрепенулся.

— Вон гордость нации, вторую бутылку коньяка осушает! — и взглядом указал на столик в углу, возле пальмы в большой кадке. — Отто — тот, который в середке, к нам лицом, рыжий.

— А кто двое рядом?

— Слева — командир торпедного отсека Георг Лутц, справа — старпом Вальтер…

Соколов, лавируя между столиками и танцующими парами, оказался перед плотным, низкорослым человеком лет тридцати с нашивками капитан-лейтенанта, с двумя крестами на широкой груди. Шея у человека отсутствовала, голова росла прямо из туловища. Красное, крепкое лицо, словно вырезанное из мореного дерева, глубоко изрезали морщины, примятый большой нос навис над узкой щелью рта. Взгляд, водянистый и странный, как холодная океанская пучина, уперся в гиганта, облаченного в полковничью шинель, и остановившегося перед столиком. Недоброжелательно буркнул:

— Чего надо? — Было очевидно, что командир, как и его собутыльники, был изрядно пьян.

— Простите, вы капитан-лейтенант фон Шпелинг?

— И что дальше?

— У меня письмо для вас.

Фон Шпелинг, который не чурался рядовой публики, вынул из брючного кармана носовой платок, тщательно вытер короткие жесткие усы, лениво спросил:

— Письмо? От кого?

— От его императорского высочества кронпринца Генриха. — Соколов протянул плотный конверт.

Собеседники переглянулись, а фон Шпелинг не выказал никакого удивления. Он осмотрел белую сургучную печать с гербом, взял со стола нож и осторожно распорол им плотный конверт. Затем надолго вперился взглядом в содержимое, хотя в письме всего было пять-шесть строк.

Соколов держал в руке саквояж и терпеливо ожидал.

Наконец фон Шпелинг закончил чтение. Плеснул в граненый стакан коньяку и медленно, смакуя каждую каплю, выпил. Взял лимон — целиком. Вцепился в него, словно бульдог, желтыми квадратными зубами, оторвал кусок и начал хрустко жевать. С кислой миной взглянул на Соколова.

— О вашем прибытии, граф, мне известно из радиограммы. Но почему, позвольте узнать, для ваших увеселений вы выбрали именно «Стальную акулу», о существовании которой вам и знать не положено?

— Желание естественное: это, кажется, лучшая современная субмарина, а имя ее командира окутано славой.

Фон Шпелинг недоверчиво усмехнулся, показал письмо старпому.

— Послушай, Вальтер, я очень уважаю принца Генриха. Однако я, видать, так поглупел, что перестал его понимать. Принц приказывает принять на борт русского. Послушай: «Русский граф по фамилии Соколов — большой патриот Германии, оказал ей неоценимые услуги. Граф желает совершить именно на вашей героической субмарине выход в море в любом качестве — вспомогательной силы или туриста — это на ваш взгляд». — Поднял глаза на Соколова. — Мне неизвестно, что вы сделали для фатерланда. Наверное, были нашим шпионом. — Фон Шпелинг сузил зрачки. — Но признаюсь: русских я люто ненавижу. Нет, не потому, что мы сейчас воюем, а потому, что это расслабленная, ленивая порода вырождающихся людей. Русские, словно дикари, руководствуются своими чувствами, а не разумом. Хуже русских только французы. — Повернулся к старпому: — Скажи, Вальтер, что ты думаешь?

Вальтер, блондин с узким лицом и мутным взглядом рыбьих глаз, с торчащими ушами и гладко зализанными на лоб жидкими волосами, сиплым голосом произнес:

— Ha UN-17 — русский? — И хрипло расхохотался, откашлялся, плюнул в кадку с пальмой. — А почему нам еще француза не прислали? И англичанина? Мы пошли бы на погружение, а этих туристов забыли бы на верхней палубе, ха-ха! У-хо-хо!

Соколов спокойно стоял у стола, разглядывая командира и его потешающихся спутников. И думал: «Мой час придет, когда я буду веселиться…»

Фон Шпелинг сказал:

— Непонятно, что вы, господин полковник, нашли хорошего в субмарине, в этой вонючей трубе?

Соколов со спокойной невозмутимостью отвечал:

— Я с давних пор интересуюсь подводными лодками. Еще в 1903 году с кронпринцем Генрихом мы в Киле совершили небольшой переход на «Форели».

Фон Шпелинг был трезвее своих откровенно пьяных товарищей. Он вздохнул, согласно кивнул рыжей головой.

— Приказ принца Генриха я, разумеется, выполню. Можете проделать с нами один поход, это больше девяти тысяч миль. — Просверлил страшным взглядом переносицу Соколова. — Но помните: это очень опасно, есть немалый риск погибнуть. Для нас, подводников, каждое возвращение на берег — милость Божья.

Соколов отвечал:

— На брусчатке Берлина ежедневно погибают или получают увечья от авто и лошадей более десяти человек. Но это не означает, что в Берлине нельзя жить.

Фон Шпелинг оценил находчивость русского. Он понял, что отделаться от этого полковника невозможно, и повернулся всем туловищем к командиру торпедного отсека, чуть насмешливо спросил:

— Георг, может, этот русский тебе сгодится? Здоровый как бык, пусть торпеды помогает грузить, какими топить русские посудины будем. О-го-го-го! — и громко зареготал.

Старпом Вальтер недобро усмехнулся, отозвался старой баварской пословицей:

— Летал, орел, высоко, да приземлился на дерьмо.

Первое знакомство с начальством «Стальной акулы» ничего хорошего не предвещало. Соколов начал размышлять: «Что сделать, чтобы расположить к себе этих обормотов?»

И тут насмешники сами пришли на помощь.

Фон Шпелинг поднял глаза на Соколова, кивнул на свободное место:

— Садитесь, граф! Выпейте с нами и считайте себя членом нашей команды. Завтра вам надо прибыть на «Стальную акулу» в ноль шесть утра. А сегодня гуляйте!

Соколов поставил на пол саквояж, снял шинель и повесил на стоявшую у столика вешалку. Он подошел к указанному месту и начал опускаться. В этот момент Вальтер резким ударом ноги вышиб стул из-под гостя. Соколов в последний миг сумел удержаться, не упал. Стул с грохотом закувыркался в проходе.

— О-хо-хо-хо! — Вальтер дико веселился собственной шутке, хохотал так, что на соседних столиках, сдвинутых вместе, за которыми сидели пролетарии моря — офицеры и матросы с тральщиков, вечные антагонисты аристократов-подводников, — повернулись в их сторону:

— Чего ржете, как почтовые лошади?

И тут весь зал стал свидетелем замечательного зрелища, о котором, сидя за кружкой пива в ганноверских кабачках или кёльнских кафе, очевидцы долгие годы рассказывали собутыльникам.

Соколов выпрямился во весь гигантский рост. В зале мгновенно наступила тишина. Русский богатырь спокойно, с каменным выражением лица шагнул к Вальтеру, склонился к нему и вдруг… оторвал его от пола вместе со стулом. Затем поднял несчастного над головой и, малость размахнувшись, швырнул старпома под высокий потолок.

Вальтер, беспомощно размахивая руками, со звоном и грохотом упал головой на стол соседей. Покатились на пол бутылки, разливая крепчайший ром. Старпом барахтался среди тарелок с закусками, колбасками и прочим.