Олег Мушинский - Кронштадтский детектив

Русалки тотчас замолчали.

— Именно так, — подтвердил я.

— Тогда это деньги графа Комарова, — сказал полицмейстер. — У того есть привычка пересчитывать деньги, загибая уголки, так что это не должно было вызвать подозрений.

Я кивнул и сделал соответствующую отметку.

— Ну вот, — продолжила русалка. — Тогда мы переехали в Ригу, но там у нас сразу не сложилось. Дали всего пару выступлений, а потом еле ноги унесли.

— Надо же как, — почти сочувственно произнес инспектор, придвигая ко мне серебряное ожерелье. — Обязательно отметьте наличие треугольного скола на застежке.

Я дописал про рижские гастроли после каракулей Зайцева и на другом листе восьмым номером вписал «ожерелье серебряное, с пятью прозрачными камнями неустановленного типа с характерным треугольным сколом на застежке». Как потом выяснилось, камни оказались стеклянные.

— Тот тип в Риге тоже ожерелье обещал, — проворчала брюнетка.

— Дорогое? — спросил я.

Девушка пожала плечами.

— Он ведь только обещал. И не за просто так.

— А за что? — спросил я.

Брюнетка перевела взгляд на старшую. Рассказывала тут она за всех.

Как оказалось, русалки действительно были «русалками», а директор действительно был директором цирка. От самого цирка, правда, к тому времени оставался только его разорившийся в дым директор, которого я окрестил лешим. Настоящее имя он, по собственному признанию, забыл. Как позднее установило следствие, забыл он не только имя, но и триста тысяч рублей долга, на это имя записанного, однако в тот день леший упорно строил из себя жертву несчастной судьбы. Если же верить русалкам, то на судьбу он нещадно клеветал.

Удачно удрав из Москвы, леший благополучно прибыл в Петербург, где в первый же вечер в ночлежке судьба свела вместе всю его новую труппу: трех спортсменок-красавиц, плававших так, что рыбы завидовали, и оказавшегося на мели инженера. Труппу, не мудрствуя лукаво, назвали «Русалки». Первое же выступление — тогда еще с резиновыми ластами-хвостами — имело полный успех, чему, впрочем, немало способствовали костюмы красавиц. Точнее, почти полное отсутствие таковых.

— И не стыдно было? — покачал головой полицмейстер.

— Так а всё равно было темно, — усмехнулась блондинка. — Четыре факела на весь бассейн.

— Вряд ли бы они так хлопали, если бы совсем ничего не разглядели, — вздохнула брюнетка.

— Ну, что-то, конечно, видели, — сказала старшая. — Еще больше себе придумали, а собственное воображение — оно завсегда лучше чужих фокусов.

Инспектор кивнул, жестом призывая продолжать. Дальше дела труппы быстро пошли в гору, хотя по вполне понятным причинам ночные выступления русалок широко не афишировались. Девушки выступали на берегах рек, озер, даже разок в специальном бассейне порезвились.

— Вот там света было навалом, — пожаловалась старшая. — Дай им волю, вообще бы прожектор поставили. Но мы к тому времени притерпелись. Специально дома почти нагишом расхаживали, чтобы привыкнуть.

Финал был предсказуем. Богатый зритель возжелал одну из русалок — блондинку. В ответ на откровенное предложение зритель схлопотал по физиономии, после чего директор получил предписание о закрытии цирка за аморальное поведение.

Вместо этого труппа отправилась на гастроли. Вдали от столицы публика была не столь избалована, а Семенов мастерил одно устройство за другим, позволяя девушкам устраивать настоящие феерии на воде. В бщем, как ни странно это звучит в конкретно данной истории, если бы не порядочность девушек, всё бы у них сложилось успешно.

Однако что в столице, что в глубинке зритель, по сути своей, одинаков, и питерская история повторялась раз за разом. Непристойное предложение, отказ и суровое изгнание за непристойное поведение. Частые переезды оборачивались новыми расходами, да и реквизит дорожал. И вот когда перед лешим всерьез замаячила картина повторного разорения, судьба на аркане приволокла к нему ювелира Симоно.

— Надо признать, что он единственный, кто нас не лапал, — грустно заметила брюнетка.

Спокойно досмотрев первое выступление до конца, он прямиком отправился к лешему и вытащил кошелек. Директор, взглянув туда, изобразил вздох страдающего в аду грешника, после чего сообщил ювелиру, что уломать девушек на что-то большее, чем только что было показано, лично он, к своему безмерному сожалению, не в состоянии. Ответ ювелира, мол, большего и не надо, вернул лешему радость жизни. От его подопечных всего-то и требовалось продолжать выступления, только в другом месте, как бы по-настоящему и для одного зрителя.

— И вы согласились заняться вымогательством, — подвел итог полицмейстер.

Старшая русалка развела руками.

— Так, по крайней мере, нас никто не лапал, — сказала брюнетка.

— Ну что ж, — ответил полицмейстер. — В тюрьме у нас тоже никакой распущенности не дозволяется.

С ПОКАЗАНИЯМИ РУСАЛОК положение ювелира стало совсем безнадежным. Когда он, громогласно требуя справедливости, вошел в кабинет полицмейстера, Лев Григорьевич молча протянул ему копию показаний. Ювелир внимательно прочел и схватился за сердце:

— Не так всё было! Совсем не так! Симоно клянется в этом. Они хотят оклеветать Симоно. И это за всё, что Симоно для них сделал!

— А что Симоно для них сделал? — спросил полицмейстер. — Регулярно недоплачивал гонорар? С чего бы это Вера Ивановна на телеграфе подрабатывала?

— Как вы не понимаете! — снова вскинулся ювелир. — С хорошими деньгами они бы покинули город. Покинули бы такое прибыльное предприятие, которое так вкусно их кормило. Симоно не жадный! Вот господин подтвердит! — палец ювелира указал в мою сторону. — Симоно о других думал. О тех, кто своей глупостью кусок хлеба мимо рта проносит!

— Кстати, о вашем предприятии, — полицмейстер протянул ему еще одну бумагу. — Вот заключение экспертов. Весь ваш товар, от броши, что вы продали этому господину, — тут он тоже указал на меня. — До украшений, проданных всем остальным жертвам шантажа, сплошная фальсификация! Пусть и самого высокого качества.

Симоно снова взвился, но уже через полминуты пал на колени. Мол, да, фальшивка, но не он в этом виноват.

— По-моему, совсем недавно я это уже слышал, — заметил я.

— Это самая популярная фраза в моем кабинете, — ответил полицмейстер. — Так кто виноват, Симоно?

Тот моментально перестал плакать и тотчас раскололся, попутно сдав всех, включая пару проходимцев во Франции. Мол, это те двое всучили ему по дешевке большую партию драгоценностей, оказавшихся очень качественной подделкой. Ювелиру, по его словам, просто не оставалось ничего иного, как покинуть милую сердцу Францию и распродать этот товар там, где, по его мнению, оный не так скрупулезно изучают перед покупкой. Россия же всегда славилась широтой души.