Роберт Маккаммон - Кардинал Блэк

— Я честно выполнял свой долг, клянусь, откуда мне было знать…

— Шшшшш … — прошипел Лэш. — Тебе платят за то, чтобы ты знал. И вот ты здесь, урезаешь свою плату вдвое, чтобы компенсировать ущерб, который, — его руки обхватили голову Филина, — невозможно восполнить ничем! — закончил Лэш.

Внезапно лицо вице-адмирала вспыхнуло, глаза широко распахнулись и в одно мгновение налились кровью, словно у разъяренного быка. Челюсти сомкнулись так сильно, что у него едва не раскрошились зубы. Мускулы на руках под украшенным медалями пиджаком взбугрились и скрутились в тугие узлы, когда смертоносные ладони начали, словно тиски, сжиматься.

Филин зашелся криком и попытался вырваться, однако Лэш продолжал давить, деформируя его череп с чудовищной силой. Всего через четыре секунды тело Филина, извиваясь, забилось в конвульсиях. Золотистые глаза закатились, явив наружу чистые белки. Зубы застучали, начав отбивать ритм смертельной симфонии костей, в то время как руки метались по сторонам, будто в попытке найти опору в воздухе.

Лэш издал животный рык, от которого по стене за спиной Блэка пошла вибрация, а выходившее во двор окно задрожало. Лицо великана набухло от прилившей к нему крови. Продолжая сжимать череп Филина, он вновь зарычал, и этот жуткий звук напоминал боевой клич во славу мстительного бога. Из ноздрей несчастной жертвы хлынул алый поток. Это жуткое зрелище заставило видавшего виды Черного Кардинала, пролившего немало крови во славу темного существа, которого он называл «Повелителем», вжаться глубже в свой темный угол в попытке сделаться невидимым — он понимал, что гнев Самсона Лэша вырвался наружу, а вместе с ним вырвалась и неуправляемая сила его безумия.

Синие вены все сильнее вздувались на руках Лэша, шея побагровела и, казалась, вот-вот лопнет от напряжения. Внезапно раздался громкий треск ломающихся костей, за которым последовали более слабые потрескивания рвущихся сухожилий и мускулов — словно стоны бревен дома во время урагана.

Лицо Филина деформировалось и обмякло, левый глаз вывалился из глазницы и повис над впалой щекой на жиле устричного цвета, однако руки Лэша продолжали сдавливать изуродованную голову жертвы, делая ее все более уродливой и менее похожей на человеческую.

Из открытого рта Филина вырвался судорожный стон. Тело продолжало биться и корчиться в кресле, будто в причудливом танце: руки и ноги дергались, поворачиваясь в одну сторону, а меняющая форму голова смотрела в другую. Из ушей, ноздрей и рта лилась кровь.

Наконец, перестав сжимать свои чудовищные тиски, Лэш поднял Филина и с разворота швырнул его в сторону, словно тряпичную куклу. Изуродованная жертва врезалась в стену в пяти футах от Кардинала Блэка, а затем обмякшей кучей повалилось на пол. Лэш не остановился и на этом. Словно разъяренный зверь, он подскочил к окровавленному телу, схватил его и вновь швырнул в стену, которая с тихим стоном треснула — как и большинство костей Филина, которые до этого момента умудрялись оставаться целыми.

Издав еще один рык, Лэш поднял тело и приложил его об стену в третий раз, словно его ненасытная ярость никак не могла утихнуть. Разбитая голова Филина тихо стукнулась о пол при падении, и Лэш принялся бить ее тяжелыми сапогами, словно окончательно обезумев.

В этот момент дверь кабинета открылась, и на пороге появилась Львица Соваж. За ней стоял швейцар в униформе по имени Мичем. Увидев чудовищную картину, развернувшуюся в стенах комнаты, оба отпрянули, не сумев скрыть выражения шока на лицах.

— Убирайтесь! — взревел Лэш, продолжая топтать и избивать ногами бесформенные останки.

Львица и Мичем послушно отступили.

Через несколько мгновений Лэш в последний раз пнул тело, а затем, хрипло дыша, шаткой походкой отошел от своей жертвы и оперся на стол, чтобы не упасть. Лицо его блестело от пота. Сделав несколько вздохов, он сфокусировал взгляд на белой чаше с пеплом, и глаза его вновь загорелись огнем ярости. Скрипнув зубами, он с остервенением подхватил чашку с коричневым пеплом и запустил ее в то, что некогда было лицом Филина, а теперь превратилось в алеющий кратер с отвисшей нижней челюстью и единственной оставшейся глазницей где-то на месте лба.

Повисла тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием вице-адмирала.

Наконец, Лэш повернулся, чтобы посмотреть на дело своих рук.

— Могу ли я кое-что сказать? — тихо произнес Кардинал Блэк, все еще вжимаясь в стену.

— Говори. — Голос Лэша все еще напоминал рык опасного зверя.

— При всей своей небрежности он высказал несколько дельных доводов. Девейна и Корбетта надлежит выследить и схватить. Нельзя допустить, чтобы они нанесли урон твоей чести. У тебя есть второй экипаж и кучер. Ты должен — мы должны — завершить аукцион.

— Продолжай, — кивнул Лэш, все еще тяжело дыша.

— В этом доме, — сказал Блэк, отважившись сделать шаг вперед, — собрались величайшие убийцы, которых когда-либо носила Земля. Скажи им, что аукцион завершится, когда книга будет возвращена. Что, как только это будет сделано, ты сразу же объявишь победителя. Я уверен, что они, скорее, присоединятся к охоте, чем проведут бесплодное время в своих комнатах. Что скажешь?

Лэш некоторое время молча обдумывал предложение.

— Это же настроит их друг против друга. Сделает из них соперников, разве не так?

— Мы все поедем в одной карете, и ты будешь судьей этого состязания. Казнив Виктора, ты продемонстрировал свою готовность создавать порядок из хаоса. Я, конечно, тоже буду там, чтобы, если можно так выразиться, прикрывать тебе спину. — Блэк приблизился к вице-адмиралу, осторожно ступая через кровавое месиво на полу. — Используй то, что есть под рукой, — увещевал он. — Четверо всемирно известных убийц — плюс ты и я — против Девейна и Корбетта. У них нет ни единого шанса! Но мы должны выехать как можно скорее.

Лэш проследил за тем, как последние хлопья пепла растворяются в кровавом болоте, которое когда-то было человеческим лицом.

Он выпрямился.

— Скажи Мичему, чтобы разбудил Ходдера, если он спит.

Блэк кивнул. Ходдер был вторым кучером, снимавшим комнату в каретном сарае рядом с конюшней.

— Скажи Ходдеру, чтобы запрягал вторую упряжку и готовил экипаж. Я рассчитываю выехать в течение часа. И еще скажи Мичему собрать пустые винные бутылки, наполнить их порохом и… — Он вдруг осекся и нахмурился. — Нет. Не хочу, чтобы Элизабет или Файрбоу разорвало на куски. Пусть Мичем наполнит бутылки ламповым маслом, закупорит и поставит вертикально в коробку. Проследи, чтобы для надежности он переложил их небольшим количеством ваты. А еще, — добавил он, прежде чем Блэк успел выйти из комнаты, — передай остальным, что я вернусь к ним, как только приведу себя в порядок после того, что устроил Филин.