Ирина Лобусова - Копи Хаджибейского лимана

Сторожевой пес рядом с будкой вдруг вскочил на все четыре лапы, громко звякнул цепью. Насторожился, зарычал. В глазах его отразилась глубокая собачья мудрость, а затем — тревога. Шерсть встала дыбом. Упершись лапами в землю, он залаял с такой яростью, так отчаянно, что дикий и страшный лай разнесся над всей землей. Пес лаял так, словно бился в каком-то жутком припадке, а с клыков его капала пена.

Черный автомобиль остановился возле деревянных ворот. Лай пса стал еще страшней. Испугавшись, мальчишки прекратили играть, прижались друг к другу. На крыльцо дома выскочила молодая полная женщина, мать мальчиков. Руки ее были в муке.

— Полкан, а ну молчать! Ты чего! — крикнула она, но пес не обратил никакого внимания на ее слова и продолжал заливаться лаем.

Из автомобиля вышли люди: трое мужчин и женщина в мужской одежде — коротко стриженная, в мужских штанах, заправленных в сапоги.

Люди вошли во двор. В руке у мужчин блеснуло оружие. Один из них, не глядя, выстрелил в сторону пса. Тот, испугавшись, завизжал, дернулся, попятившись, залез в будку, потащив за собой цепь, и замолчал. Зато заголосила хозяйка:

— Шо ж вы творите! Помогите, люди добрые!

— Заткнись, — женщина в мужских штанах выступила вперед. — Ты дочь деда Михея? Говорить по существу, не орать! И стоять на месте!

Один из мужчин наставил на хозяйку пистолет.

— Да, я... — она вся тряслась, как в припадке.

Приехавшая бандитка сделала знак рукой, по

которому мужчины быстро схватили мальчишек. Те закричали. Бандитка подошла к ним.

— Заткнитесь. Хотите жить — закрыли рты, — негромко бросила.

Испуганные выражением ее лица, а главное, оружием в руках мужчин, братья замолчали. Бандитка повернулась к женщине.

— Твой отец кое-что нам должен. Когда сделает — вернем пацанов. Побежишь в милицию или еще куда — детей не увидишь. Будешь бегать по селу и орать — то же самое. Если возьмешь себя в руки, может, еще к вечеру мальчишки будут дома.

Детей быстро запихнули в машину, взрослые тоже уселись, и, урча двигателем и выпуская щедрые порции выхлопного газа, автомобиль покатил по колдобинам. Мать мальчиков бесчувственно рухнула на ступеньки крыльца.

Автомобиль остановился возле дома деда Михея. Выйдя из автомобиля, Таня (а бандитка в мужской одежде была именно она) загрохотала в хлипкую дверь кулаком. Издали раздался дребезжащий старческий голос:

— Ну чего вам... Иду. — Дед Михей распахнул дверь. — Ты, шмара? Я ж тебе все сказал! Не надо мне ничего! И денег твоих поганых не надо! Не най-жешь ты хода! — и захихикал противным голосом.

— Пошел со мной, гнида старая. Быстро. К машине, — скомандовала тихо Таня, наставив на него револьвер. — Живее!

Дед подавился смехом и зашкандыбал изо всех ног. Окно автомобиля опустилось. Отшатнувшись, Михей схватился за сердце.

— Твои внуки у нас, — жестко сказала Таня, — оба. Либо ты показываешь ход, либо я велю пристрелить их и бросить в лиман. Никто с тобой шутки не шутит. Ты меня понял?

— Ты... ты... это же дети, — голос Михея дрожал.

— Мне плевать, — в голосе Тани не было ничего человеческого, — мне нужен ход. Ты так и не понял, кто к тебе пришел? К тебе пришли люди самого Кагула! Панькаться я с тобой буду, что ли?

— Я... я покажу... — затрясся дед Михей.

— Сесть в машину. Показывать дорогу.

Ехали долго. Но постепенно Таня стала узнавать знакомые места. Готовя налет на ресторан, она работала в санатории и жила в этих краях. Очень скоро Таня узнала знакомую рощицу с противоположной стороны от парка и ресторана. Лиман остался далеко.

Дед Михей велел остановиться возле рощицы:

— Здеся ход. Через пролесок надо.

— Идем, — Таня сжала в руке револьвер, — показывай. Один идет со мной, — обернулась она на заднее сиденье.

Один из бандитов пошел с ними. Двое остальных остались с детьми в машине.

— Весь мир свой ганьбишь, — вдруг обернулся к ней дед Михей, — позор Кагулу! Похищать детей — последнее дело!

— Заткнись! — Таня ткнула старика револьвером в спину. — Пасть захлопнул и пошел вперед! Тоже мне, мирный житель!

Сопровождавший их бандит смотрел на нее во все глаза.

— Каменюки видишь там? Желтые, — обернулся Михей, когда они прошли весь пролесок, — близко к холму. Ход там.

Они подошли поближе. Камни и камни, все одинаковые. Михей начал отодвигать в сторону один.

— А ну верни на место! — скомандовала Таня, а затем, когда дед послушался, щедро намазала нужный камень красной губной помадой, достав ее из кармана. Теперь его можно было отличить от остальных. Со стороны камень выглядел так, словно на него разлили красную краску.

— Люди здесь бывают? — осматривалась она по сторонам.

— Ни души! Никто не знает это место, кроме меня, — дед Михей покачал головой, — я родился здесь, здесь и помру. А когда помру, никто про этот ход и не узнает. Исчезнет.

Бандит помог старику отодвинуть камень. На них уставилось черное жерло подземелья. Пахнуло сыростью и тленом.

— В санатории знают это место? — Таня с тревогой всматривалась в темноту.

— Никто, — покачал головой старик, — оно им и не нужно теперь, при большевиках.

Было понятно, что старик говорит о прежних бандитах. Михей зажег фонарь, который успел захватить, и поманил их за собой. Все трое начали спуск в подземелье.

Воздух в подземелье был отвратительный! Воняло илом с лимана. Таню стало тошнить. Она подумала, что, если благополучно выпутается из этой передряги и спасет Володю, больше никогда в жизни близко не подойдет к катакомбам и всяким подземельям. Страшное место! Место, абсолютно враждебное человеку, словно затаившийся в темноте каменный монстр, который ждет, чтобы наброситься и поглотить заживо, засосать в самые темные и глубокие недра, без возможности выйти на поверхность.

Таня никогда не любила катакомб. Но сколько раз сталкивала с ними ее жизнь! И всегда, выходя живой из смертельной схватки, Таня уже потом испытывала панический страх и жуткую тоску. Душу будоражили страшные мысли: сколько можно бросать вызов подземному миру? Ведь однажды можно и не выйти из него...

В подземелье были вырезаны ступеньки. Стены поросли мхом, сухим и жестким на ощупь. Дотронувшись случайно до какой-то коричневой гадости на стене, Таня с омерзением отдернула руку.

— Ил, — пояснил дед Михей, с ненавистью взглянув на нее, — ил со дна лимана. Просачивается. Камни мягкие, а лиман близко.

Они вышли в подземную галерею. Таня старательно запоминала дорогу. Вдруг в полной тишине послышался шорох. А затем — какой-то шум, отдаленно напоминающий людские голоса.