Наталья Рыжкова - Длинные тени грехов [СИ]

— Её, нечистую силу — что же ещё, — буркнул лакей, — вот сегодня ночью и видел, собственными глазами.

— Ты врьёшь, негодник, дабы на тьебя не подумали! — возмутился голландец.

— Никак нет, — Харитон поднял покрасневшие запавшие глаза, в которых явственно мелькнул неподдельный ужас.

— Убьирайся вон… пока, — произнёс Ван Келлер, догадавшись, что иного ответа не получит сегодня, — тебе работать надобно, бездельник. Да позови мне госпожу Анну сей момьент.

Анна Николаевна предстала перед мажордомом, как было велено, и заняла место Харитона перед небольшим бюро.

— Вы что-то хотели, сударь? — негромко спросила она.

Кто более внимательный — заметил бы, что ее ледяное спокойствие — всего лишь маска, и события сегодняшние не прошли даром для кастелянши. Но голландец вовсе не ставил себе цель понять, что происходит в душе челяди — его тревожили непонятные события и смерти там, где ничего подобного произойти не могло, права не имело.

— Ты, Анна, что можешь сказать по делу? Почьему умерла дьевушка, а старуха забльела?

— То мне неведомо, — разжала зубы Анна, сложив, как обычно, руки под белоснежным передником.

— Но ты часто ходьишь вниз, к этьим людьям, — неодобрительно заметил Ван Келлер, — для особы твоего ранга сие недопустьимая забава. И всё же ты их знаешь, поньимаешь. Как ты думаешь, что там произошло? Почьему вдруг умер отрок в кладовой, а сейчас — дьевушка? Это неправильно, так?

— Неправильно, — как эхо отозвалась кастелянша.

— А было ли что-нибудь такое, что странным тебе показалось? — спросил мажордом.

Анна задумалась — высокий лоб под чёрной косой пересекла морщинка.

— Н-н-нет, — прошептала она, — разве только… — умолкнув, она прижала руку ко рту, глядя куда-то вдаль. Ван Келлер ждал, следя за ней.

— Перед тем, как Васятка… Как случилась первая смерть, у нас появился новый человек — торговец уличный. И стал захаживать к нам, товары разные приносил. Вот, как он пришёл первый раз — так в ночь с Васяткой то и случилось. Вчера тоже был в садах на гулянье, с Перпетуей разговаривал, с Фроськой — тоже.

— И что же? — мажордом обмакнул перо в чернила и быстро записал слова кастелянши.

— Да ничего, — пожала плечами Анна, — вы спросили — я вспомнила.

— Стало быть, ходит во дворьец какой-то прохиндей, а я, старший над всеми вами, знать не знаю? — подвёл итог Ван Келлер, — Всех вас гнать в шею надобно прочь! Я ещьё и с начьяльником стражи разговор иметь буду. И с остальными. Виноват ли этот… как его?

— Аким Зотов, торговца этого зовут, — равнодушно бросила Анна.

— Виноват ли этот Аким Зотов — как знать? — мажордом занёс имя коробейника в свои документы, — но всё это достойно передачи в канцелярию, коя все тёмные дела расследовать обязана!

Уж к вечеру добрался Ван Келлер и до Степана. Не было у того никакого желания беседовать с мажордомом, но голландец сделал вид, что не замечает настроения Крайнова.

— Я поговорил с начальником караула — наказал он охальников, которые, на страже стоя, вина напильсь, — сурово процедил Ван Келлер.

Степан смотрел исподлобья и молчал, не понимая, чего от него хотят.

— И случилось это неприятное событие как раз наканунье, как мальчишка помер, — продолжал мажордом, — вижу здесь некое совпаденье.

— Да именно, сударь, что совпаденье, — вздохнул бывший денщик, — но вы даром лясы точить не привыкли, стало быть, в мыслях что-то держите, так уж и скажите, не тяните-то кота за хвост.

— Не поньял я про кота, Степан, — нахмурился голландец, — а ещьё побеседовал и с самими стражниками. Они упорствуют — не пили ничьего, поверь, что спрашьивал я их с пристрастьем. А вот перед тем, как заступили в караул, взяли кое-что из кладовки, дабы время быстрее прошло. Кусочьик того, кусочьик сего…

— И что же? — всё ещё не понимал Крайнов, — Здоровы жрать ребята, молодые, живот всё время подводит… — внезапно он замолчал, вспомнив, что сам то же самое говорили про Васятку.

Ван Келлер важно кивнул головой.

— Видишь, что выходьит? Людишки тёмные могут на демонов грешить, а мне сдаётся, что тут рука человьеческая… И даже могу назвать — чья рука сия.

Крайнов воззрился на голландца с удивлением.

— Нешто думаете, сударь, что шалит наша блаженная? Да какой ей прок-то? Да и сама Перпетуя вроде как пострадавшая — чуть жива осталась.

— О, тут много есть, что ответить — да хоть ума последнего баба лишилась, — повёл брезгливо плечами мажордом, — а обмороки и прочие — так на то женщьины первые лицедейки, притворяется. Следить нам с тобой за ней нужно. Потому к тебье и обращаюсь, никто больше не поверит мне… Да и ты, гляжу, не слишком доверяешь, — Ван Келлер невесело усмехнулся.

— Что ж, поглядим, — крякнул Степан, — в притворство тётки, ваша правда, не верю, но поглядим, чай, разберёмся — что да как. А то житья совсем уж не стало: хоть черти, хоть человек, но делишки сии нам не к чему.

В знак согласия мажордом важно качнул пышным париком и отпустил бывшего денщика, посчитав, что заручился его поддержкой.

Ассамблея в меншиковском дворце привлекала множество народу, и получить приглашение от Светлейшего было лестно, хоть боярину, хоть послу иноземному — все хотели побывать в доме, равняться с коим не могла пока даже резиденция самого императора. По столице болтали о чудесах разных, о дивной зале с мраморными колоннами, о множестве невиданных красотах заморских. Да всё и было это, да и много ещё иных во дворце затейливых вещиц находилось. К вечеру расстелили ковры по улице прямо к парадному входу, а лакеи в париках напудренных колонной выстроились вдоль дорожки и лестнице. Господа в зале ассамблейной прогуливались, играли музыканты, спрятанные в специальной надстройке под потолком. Прислуга же могла полюбоваться на праздник либо с третьего этажа, либо через щелочки дверей, когда лакеи носили напитки.

Степан не стал подсматривать: и несолидно ему это было да и неинтересно. А ещё пораздумывать надо бы на досуге, осмыслить разговор с князем. Александр Данилович не сильно обескуражился неожиданной смертью кухонной девки, спросил только, не скончалась ли та от отравления. А на этот вопрос вся челядь как на духу могла ответить отрицательно, ибо ничего не ела Фроська целый день — Перпетуя ей запретила, велела отказать себе в удовольствии за грехи плотские.

Как только узнал князь Меншиков об этом, так и потерял интерес к кончине несчастной Фроськи. Когда же Степан обстоятельно и неспешно, несмотря на понукания хозяина (спешил тот одеться к Ассамблее), поведал историю о торговце Акиме и его подозрительных знакомствах, блеснули глаза Светлейшего недобро, и усмехнулся он язвительно.

Подумал князь, померил шагами кабинет свой и попросил Крайнова сохранить в тайне сведения, а Акима прочь от дворца не гнать, пускай приходит. Да проследить, какие у коробейника тут затеи нарисуются.