Наталья Рыжкова - Длинные тени грехов [СИ]

— Да встретили знакомца нашего любезного, — недобро усмехнулась Анна, которая тоже ходила с приживалкой, — Акима вашего ненаглядного.

Степан насторожился. Он-то побывал в часовне — не хотелось ему по холоду плестись через всю столицу, возраст не тот. Но теперь пожалел — ишь, так и вьётся вокруг ирод, чистый ворон!

— Об чём балакали? — хоть и притворился равнодушным, но голос выдал его.

— А тебе неинтересно будет, Стёпка, — бросила приживалка, — Аким — парень не тебе чета, душа у него чище снега. И в Бога верует, не то, что вы, окаянные. Всех вас вижу, змеи подколодные, всё про вас ведаю! Ужо поговорим кое с кем по душам, выведу на чистую воду! Всех выведу! Ещё посмотрим, как ты, для примера, Стёпка, запоёшь, греховодник! Молиться надо всем Святым Угодникам за все грехи…

— Верно, — спокойно прервала кастелянша несмолкаемый поток непонятных угроз и скупо улыбнулась бывшему денщику, — беседовали о молитвах, какая от чего помогает, как к святым обращаться…

Подивился Степан странной причуде коробейника, но, верно, была у того какая-то думка, иначе зачем бы ему обхаживать блаженную? Ох, и шустрый, ох, и пронырливый этот Зотов! — про себя Крайнов качал головой, не зная, что и думать-то.

— Отдохни, Перпетуюшка, — хлопотала над приживалкой кухарка Глафира, — устала, поди?

— Маленько, — важно согласилась приживалка, — пойду, прилягу. А на вечерню пойду в часовню, хоть здешний батюшка и больно гоношистый.

— Да ты, Перпетуя, скоро на коленях мозоли натрёшь! — загоготали парни, которые ожидали завтрака — постный, а всё утробе радость.

— Молчать, злодеи! — рассердилась Глафира, а блаженная просто махнула ручкой на шутников, буркнув, что расплата придёт. Но без прежнего пыла, утомлённо, как от надоевших мух осенних отмахнулась.

Ввечеру и впрямь пошла она на службу. К часовне пройти надо было через сады, в глубине стояли нужники, куда в тёплое время года бегала челядь, да и зимой бегали, как миленькие: и стражники, и вся «чёрная» прислуга. Время от времени ямы чистились, и только избранные пользовались нужником, расположенным непосредственно за дворцом, сам Ван Келлер да некоторые другие.

Глафира, богобоязненная, почитавшая Перпетую чуть ли не святой, надумала приживалку подождать со службы, чтобы накормить да выказать той уважение, столь важной особы достойное. Приготовила добрая кухарка теплый сбитень да хлебушка немного. Села перед свечкой и стала ждать блаженную. Ждала-ждала и задремала — умаялась за день. Голова Глафиры упала на полную руку, сладкие сны уже парили над её головой. И не заметила, как догорела свеча, как холодный рассвет плеснул в небольшое окошко, как проснулись самые ранние птахи, среди которых обычно она и была первой. Сморило бабоньку, и ещё спала бы, если бы не разбудил её топот ног и вопль ворвавшегося в чёрную кухню Харитона:

— Святые угодники! Беда! Беда!

Глафира подскочила, чуть не опрокинув лавку:

— Всё шутишь, горлопан! Ночь на дворе, а он веселится!

— Окстись, тётка, утро уже! И какое тут веселье? — вытаращил и без того круглые зенки лакей, — Беда, говорю! Несчастье страшное!

— Ох, что случилось-то! — в недобром предчувствии кухарка схватилась за сердце, ноги подкосились — нутром понимала добрая Глафира, что даже такой шут гороховый, как Харитон, а какую-никакую совесть в душе имеет. Знать, и правда, случилось что-то ужасное.

— Перпетуя… Перпетуя в нужнике утопла! — хрипло выдавил Харитон и опустился без сил на лавку.

Как произошло такое с блаженной — поняли не сразу. Побежали за батюшкой, тот подтвердил — приживалка отстояла вечерню, после — свечи ставила, перед иконами тихо молилась. Её не гнали — да в часовне дверь и забыли, когда запирали, а служка уснул на лавке и не помнил, как Перпетуя уходила.

Стражники, обходившие сады караулом этой ночью, были немедленно призваны к Ван Келлеру. Один из них вспомнил, что мелькнула в темноте какая-то тень. Он пригляделся: баба к нужнику шла — ничего удивительного. Время гвардеец точно сказать не мог, поздно уже было. Тут бы, казалось, картина прояснилась: возвращалась Перпетуя из часовни, по нужде завернула. Там, в темноте, поскользнулась на ледяной корке, покрывавшей дощатый пол, погибла смертью страшной в нечистотах. Время от времени происходило подобное: кто по пьяному делу, кто по неосмотрительности проваливался в ямы. Ван Келлер подумывал уж списать гибель приживалки на несчастный случай, да и никакого сходства со смертями Васятки и Фроськи не было выявлено. Но тут…

— Ой, батюшки! Ой, горюшко! — в небольшом сарайчике при часовне заголосили бабы, которых наняли обмыть тело новопреставленной. Заплатить, конечно, пришлось немало — какие обстоятельства! Возились старухи, всё же Перпетую почитали, да вдруг увидели они страшное.

Прибежал Степан, который как раз вернулся с прогулки: Сашеньку на салазках по Неве катали под присмотром старого солдата, а тут из сарайчика выскакивают старухи и с воплями на колени попадали, руки к небу воздели, а ничего не понять — что случилось-то!

Успокоил кое-как бывший денщик баб, и они ему рассказали, а после и показали печальную находку. Как обмыли они тело Перпетуи, так и увидели на лбу её пятно тёмное. Со страху приняли поначалу за печать — ровные края пятна и правильная форма даже их на эту мысль навела. Но потом разобрались: синяк это.

Крайнов нагнулся и, стараясь не вдыхать глубоко не выветрившиеся миазмы, рассмотрел лоб и лицо приживалки. Похоже, будто ударили ту сверху вниз чем-то довольно тяжёлым, от чего она вполне могла потерять сознание и упасть ли сама в яму, или спихнули её аккурат после удара.

Степан мужик был сметливый, за то и попал когда-то в вестовые, а вскоре и денщиком стал у князя Меншикова — неповоротливый мозгами-то не задержался бы на службе. Успокоил старух, что-то им наплёл и велел завершить то, для чего им деньги немалые заплачены. Присел Крайнов на лавочку в саду, постелив тулуп на холодный мрамор, и задумался.

Если в случаях с мальчишкой и Фроськой для него всё было покрыто мраком, то тут сомнений оставалось немного: ударили Перпетую по голове. Случайно? Учитывая, что дело происходило ночью — такое допустимо. Но сам Крайнов в это не слишком верил. Второй вопрос: а чем её ударили? Что могло оставить такой странный след.

Тут бывший денщик вскочил и помчался к нужнику, как собака, взявшая след. Может статься, ничего там и нет, но вдруг? Собственно, он не представлял себе, что надо искать, да и надо ли?…

Оглядевшись, Степан начал осторожно раздвигать ветви кустарников, посаженных вокруг в количестве изрядном. Прямо за сколоченным из старых, но крепких досок нужником среди обнажённых веток что-то темнело. Крайнов нагнулся, стараясь не зацепить предмет — рассмотрел и задумчиво потёр подбородок. Что же делать? Куда идти? Дело-то серьёзное, не отмахнёшься, да и на нечистого не сошлёшься. По зрелому размышлению пришла Степану в голову только одна мысль, и она ему не нравилась. Вернее, ему не нравился человек, от которого можно было получить не только дельный совет, но и помощь. Вздохнув, Крайнов призвал гвардейца, велел охранять место, не дав труда объяснить, зачем, и направился во дворец.