Терри Ларс - Сказки мертвого Чикаго

Лорейна кивнула: никто не подпустит к наркоторговле наркомана.

– У него была семья?

– Он четвёртый ребёнок, родители живут в Огайо. Иногда он посылал им деньги, но в этом, в общем, не было необходимости.

– Где он проводил время?

– В стрип-клубе «Уимзи», у него там была девушка.

– Как её зовут?

– Я не знаю, но если захочешь, могу уточнить.

– Думаю, я выясню. Мне нужен адрес стрип-клуба, адрес квартиры Макбрайта, номер его машины и адрес мотеля.

– Я тебе записал. Вот ключ от его квартиры.

– Спасибо. Что насчёт Ричарда Брогана?

– Брогану тридцать два, бывший военный, участвовал в двух боевых операциях. Уволился из армии по психологическим причинам.

– Проявил трусость?

– Не знаю. Могу только сказать, что у меня к нему нареканий не было. Опасные ситуации были, даже несколько раз, и он показал себя хорошо. Да, у меня к нему нареканий не было.

– Давно он на тебя работает?

– Скоро четыре года.

– Есть ли у Брогана семья?

– Нет. Он вырос в неблагополучном районе: все его родственники, включая младшего брата, уже давно отправились на тот свет. Его в своё время спасла армия. Девушки у него тоже нет, по крайней мере, сейчас.

– Мне нужно с ним поговорить.

– Он ещё в больнице, я записал тебе адрес. Надеюсь, тебя к нему пустят.

– Спасибо. У тебя есть фотографии Макбрайта и Брогана?

– Да, я скинул тебе на телефон.

– Как ты хочешь получать отчёты?

– Лично или по телефону. Лучше каждый день. Начать можем сегодня вечером, если тебе будет о чём рассказать.

Чикаго выглядел желтовато-серым и печальным в тусклых лучах зимнего солнечного света. В высшей точке зимы город померк, осунулся, истончился, как взгляд и лицо человека, измученного долгой болезнью. Все очертания стали мягче, деревья, набережные, скамьи и дома выглядели более зыбкими, даже воздух казался пепельным. Ветер – почётный житель города – наполнял лёгкие улиц мучительными хрипами и выдувал из труб печей и водостоков волнующий сердце хорал. На таком ветру людям дышалось тяжелее, а мысли о бренности существования становились настойчивее. Чем ближе к мотелю, в котором нелепо оборвалась жизнь Стивена Макбрайта, тем мрачнее выглядели дома, становившиеся всё менее ухоженными, тротуары, на которых появлялось всё больше мусора и трещин, и пешеходы, прятавшие лица от ветра, словно не желая глядеть друг другу в глаза. Эдвард не раз говорил, что мир призраков – это худшее отражение мира живых. Порой Лорейна страшилась представить себе мир призраков.

Лорейна Суини не думала о деле.

…Она боялась, что это будет труднее – находиться рядом с Диланом Маккеной…

В первые дни января её сердце и тело откликнулись на его боль, она ничего тогда не хотела сильнее, чем поехать к нему. Что можно предложить человеку, получившему сорок плетей за то, что он говорил с тобой? Лорейна не была уверена, что знает ответ на этот вопрос. И не была уверена, что ответ, который она знает, нужен Дилану Маккене.

А ещё… Она боялась. Боялась, что он отвергнет её: никогда до этого она не смотрела на него как на мужчину и понимала, что и он никогда не видел в ней женщину.

Все её бывшие мужчины были людьми. Собственно говоря, от китейнов и предложений-то не поступало. Да даже и если бы: благие видели в ней что-то вроде инвалида, неблагие занятную игрушку, и те и другие – недокитейна. Неважно, был ли взгляд полон сострадания или пренебрежения, это не был взгляд равного.

Дилан Маккена был китейном.

И это была веская причина, чтобы не связываться с Диланом Маккеной. В-четвёртых.

Во-первых (а также во-вторых и в-третьих), Дилан Маккена торговал наркотиками. Следовало признать, что Лорейну это смущало меньше, чем, наверное, следовало бы. Дело в том, что Лорейна Суини была сторонницей легализации продажи и покупки веществ, изменяющих сознание, и государственного контроля над этим процессом. Она была уверена, что тогда наркотики приносили бы гораздо меньше вреда. Но её убеждения ничего не меняли: при существующем законодательстве Дилан Маккена был преступником. Получать у такого человека информацию о неблагих китейнах и кое-каких событиях на улицах, работать на него, не нарушая закона, было приемлемо. А вот что-то более личное…

Дело было не только в нравственных переживаниях: Лорейна дорожила своим маленьким бизнесом. Ей потребовалось много усилий, чтобы создать его и оставаться на плаву. И она не хотела ввязываться во что-то, способное лишить её дела и репутации.

Если мыслить реалистически, было понятно, что однажды Маккена сядет в тюрьму или кончит как Майк или Антонио Дженна [3] Братья Дженна – преступная группировка, которая действовала в Чикаго времен «сухого закона». В нее входили шестеро братьев-сицилийцев. Майк Дженна был застрелен полицейскими. Антонио Дженна убит выстрелом в спину ( прим. ред .). – от пуль полицейских или от пуль конкурентов. Лорейна Суини была не из тех, кого возбуждают плохие мальчики или смертельная опасность. А главное, она не хотела больше никого терять.

В-пятых (если после всего этого ещё нужно было бы «в-пятых»), Маккена, судя по всему, не заводил ничего похожего на отношения. Его личная жизнь, по всей видимости, состояла из визитов к проституткам: в пользу этого говорил нехитрый аргумент – он владел долей в нескольких легальных стриптиз-клубах и подпольных борделях.

Что бы ни началось у них в начале января (если бы началось хоть что-то), теперь бы оно уже кончилось, и ей было бы очень плохо. Даже хуже, чем сейчас.

Мотель был ближе, чем квартира Стивена Макбрайта, поэтому Лорейна начала с мотеля.

Она уже попросила детектива Марша достать для неё данные с видеорегистратора с задержанием Макбрайта и отчёт об этом событии и дать ей возможность прочитать дело о его самоубийстве, уже доехала до мотеля, уже потерпела предугаданное поражение, опрашивая пьяного до равнодушия ко всему, включая возможность подзаработать, портье. Зато ей удалось – если это можно счесть удачей – снять тот самый номер, в котором застрелился или был застрелен Стивен Макбрайт. Официально эта смерть считалась самоубийством, поэтому с утра номер прибрали, и он снова был готов принимать усталых коммивояжёров, дальнобойщиков, изменяющих мужей, проституток и их клиентов – то есть всех вышеперечисленных. И Лорейна Суини стояла теперь посреди унылой комнаты – одна кровать, одна тумбочка, один стол, два стула, раковина вынесена в комнату, душевая кабина и унитаз за перекошенной дверцей, создающей иллюзию интимного уединения, – казавшейся грязной даже после недавней уборки.

– Стивен, – тихонько позвала она, – Стивен Макбрайт.

Иногда это происходило: они отзывались. Особенно там, где они умерли, или на их могилах, или там, где находились их любимые, памятные вещи. Особенно те, чья жизнь прервалась не по доброй воле или существенно раньше любого разумного срока, те, чья боль или любовь, горечь или желание не позволяли им уйти. Лорейна двадцать пять лет вслушивалась в их тихие голоса и привыкла различать их.