Игорь Москвин - Убийство в Невском переулке

Ехали почти всю ночь. Из труб проснувшихся до рассвета домов валил столбами дым, то черный, как отчаяние, то легкий белесый, как мечты легкомысленных барышень. И, расплываясь в высоте, уносил с собою остатки сновидений жителей, опуская их с высот сна на землю к счастью и горю, трудной жизни, всяческого рода неудачам, тонкому аромату и застоявшемуся запаху пота.

Задержались на два часа в селе. Не следовало появляться в имении в ненадлежащем виде — с уставшими лицами и рассеянным вниманием. А здесь отдохнули, отогрелись после морозного переезда, выпили горячего чаю из ведерного самовара, попыхивающего приятным запахом березы.

В ворота имения въехали в восьмом часу. Светилось только одно окно, да и то сквозь неплотно закрытые шторы, длинной желтой полоской. На лошадиный топот вышел молодой человек в рубахе, подпоясанной тонким витым шнуром и расстегнутым воротом, и накинутом поверх нее пиджаком.

— Чем обязаны? — произнес он глухим ото сна голосом, но цепкий взгляд скользнул по Путилину и сопровождающим его лицам в полицейских шинелях.

— Доложите Петру Глебовичу, что статский советник Путилин просит его принять по конфиденциальному вопросу.

— Ваше высокородие, прошу, — Степан склонил голову и указал жестом на дверь, потом небрежно обернулся и кинул через плечо полицейским: — А вы здесь подождите, нечего топтать.

Когда вошли, молодой человек снова склонил в полупоклоне голову:

— Ваше высокородие, соблаговолите подождать.

— Ступай, — Иван Дмитриевич расстегнул шубу, чтобы не взопреть — после мороза стало жарко.

Ждать пришлось недолго, всего несколько минут, в течение которых Путилин осмотрелся. Дом был старой постройки, но хозяева приложили руки и деньги, пытаясь свить уютное гнездышко.

— Петр Глебович просит вас. Следуйте за мною.

Хозяин стоял у камина с сигаретой в руках и застывшим гипсовой маской лицом.

— Здравствуйте, — произнес он бесцветным голосом, — чем могу быть полезен?

Путилин ответил на приветствия с самым добродушным тоном и протянул бумагу, подписанную губернским прокурором.

— Любопытно, — сказал Анисимов. — Вы позволите мне одеться? Как-то неприлично наблюдать за вашими деяниями в домашнем халате.

— Пожалуйста, ведь вы здесь хозяин.

— Пока, — позволил себе пошутить Петр Глебович, выдавив из себя вымученную улыбку, и направился в комнату. Звякнул железный крючок на двери. Через минуту послышался грохот, звон стекла, крики, топот коня и несколько выстрелов.

— Иван Дмитрич, — ворвался в гостиную запыхавшийся Жуков, — Анисимов…

— Что с ним?

— Сбежал.

— Как?

— Открыл окно, а там конюшня, — указал помощник, — она чуть ли у него не под окнами, — торопливо добавил, оправдываясь, Михаил. — У нас кони уставшие, а он…

— Так, — Иван Дмитриевич был рассержен, но виду не подал. — Где Степан?

— Я здесь, — раздался совсем тихий голос молодого человека, стоявшего между двух полицейских у двери.

Путилин окинул его внимательным взглядом, словно пытался проникнуть в голову анисимовского слуги.

Потом скинул ставшую теперь ненужной шубу и бросил на кресло, подошел к горящему камину и протянул руки огню.

— Ты ничего не хочешь рассказать?

Молодой человек стоял, потупив голову, даже не пытался ответить, руками нервно теребил полы пиджака.

— Где может остановиться Петр Глебович? — голос Ивана Дмитриевича не выдавал раздражения, а был спокоен и ровен. — Не стоит молчать, рано или поздно он будет пойман. Россия велика, да спрятаться в ней негде… Я слушаю.

Лицо Степана выдавало все грани переживания, он понимал, что если приехали полицейские, то тайник будет найден, не даром же он с таким подозрением отнесся к петербургским чиновникам, гостившим недавно. Что-то в них было неуловимо опасное, но он так и не удосужился понять. Вроде бы даже следил, но не доглядел. Оказывается, молодой, он украдкой посмотрел на Жукова, не так прост.

— Хорошо, — Путилин придвинул кресло ближе к камину, — поставьте сюда стул, — распорядился он, показав рукою рядом с собою. Сел, что кресло погнулось. — Садись, Степан, — имя ранее назвал штабс-капитан, докладывая о поездке. Молодой человек сделал шаг, но замер, плечи опустились, и он шагнул к стулу.

— Миша, позови Василия Михайловича.

Жуков вышел.

Воцарилась тишина, только Степан от волнения хрустел пальцами.

— Иван Дмитрич, звали? — в гостиную вошел штабс-капитан в застегнутой наглухо шубе, и от него пахнуло морозной свежестью.

— Да, вот молодой человек дает нам позволение на проведение обыска, — Путилин повернул голову в сторону вошедшего, — начинайте, тем более что имение вам знакомо. А нас оставьте, мы здесь чайком со Степаном побалуемся.

— А…

— Не надо, — перебил Иван Дмитриевич, давая понять, что хочет поговорить с доверенным лицом Петра Глебовича наедине. Штабс-капитан понял, что необходимо пока расставить приехавших и ничего не предпринимать до окончания «душевного разговора».

— Так точно, — по-военному щелкнул каблуками, и находящиеся в гостиной вышли из нее вслед за Орловым.

Путилин откинулся в кресле, скрестил ноги, словно выжидал, но на самом деле устал от ночной тряски и холодного воздуха. Огонь очаровывал яркими языками, танцующими по поленьям и с жадностью пожирающими поднесенную деревянную дань.

— Ты сам откуда будешь? — наконец произнес Иван Дмитриевич, потирая пальцами подбородок.

— Я? — изумился молодой человек, повернул недоуменное лицо к развалившемуся в кресле собеседнику.

— Зачем же мне о себе знать?

— Из Тверской губернии.

— Значит, в анисимовском имении?

— Да.

— Понятно, а фамилия?

— Да у нас почти все в Анисимовке Анисимовы.

— После указа фамилии появились, по хозяйской?

— Так и было.

— Батюшка жив?

— Нет, мне и четырех не было, когда уехал на заработки, так и не вернулся.

— А как к Петру Глебовичу попал?

— Так в ту пору и забрали в имение, — и добавил тихо, скрежетнув зубами: — Я при псарне их рос.

— Тяжело было?

— Ко всему привыкаешь, особенно в таком возрасте.

— Грамоте учили?

— Да! Меня, навроде ученого медведя, приблизили, обогрели, обучили, даже французскому языку, — он замолчал, словно тяжесть воспоминаний давила на грудь и становилось тяжело дышать. Иван Дмитриевич его не торопил. — А потом, словно надоевшую игрушку, снова на псарню.

— Тяжело было?

— Да я этого и ожидал, поэтому перемена мягкой постели на подстилку из сена прошла безболезненно.

— А здесь как оказался?

— В каждом деле нужны доверенные люди, особенно если их знаешь с детства. А я все равно давно хотел сбежать, ждал весны, чтобы потеплее было.

— А почему не ушел раньше?