Игорь Москвин - Убийство в Невском переулке

— Доброе утро, господа! Как спалось?

— Благодарю, — после приветствия произнес за двоих Василий Михайлович. — Просто чудесно. Чувствую, что все-таки лет пять с плеч бросил.

— Прошу, — Петр Глебович указал на накрытый стол.

Анисимов отметил, что Василий Михайлович не потянулся сразу же за анисовой, а только на нее посмотрел таким жалостливым взглядом, что самого пробрало.

Хозяин сам взялся за графин и поднес к рюмке гостя, тот прикрыл ее ладонью.

— Сегодня долгая дорога, Петр Глебович.

— Вы меня покидаете? — с искренним удивлением произнес Анисимов, что невозможно было его заподозрить в неискренности. Михаил в самом деле так подумал бы, если бы ночью не видел и ход, и банки с краской.

— Служба, — огорченно сказал штабс-капитан. — Служба. Не всегда можем располагать временем по своему усмотрению. И так у вас задержались.

— Вы совершенно правы, а далее куда?

— Скорее всего, в столицу, мы с Михаилом уже с месяц колесим по губернии. Пора и в присутствие.

— Когда бы вы хотели выехать?

— Если позволите, то после трапезы.

— Желание гостя, как я понимаю… Вы возвращаетесь в столицу?

— Да, — засмеялся штабс-капитан. — Пора. Как некогда Чацкий говорил: «Карету мне, карету!» Надеюсь вас принять у себя.

— Благодарю за приглашение, непременно, будучи в Петербурге, я нанесу вам визит.

— Не визит, — Василий Михайлович наклонился вперед. — А дружеское посещение. Когда вам снова на службу?

— Я в раздумьях, стоит ли продолжать службу или же выйти в отставку. Еще, к сожалению, не решил.

— Вижу, у вас прекрасное имение, хозяйство…

— Да, но я не знаю — отправиться ли в путешествие по Европе, либо уехать к себе в Тверскую губернию.

— Вот-вот, все равно, что в Тверь, что в Европу, через столицу придется ехать. Милости просим, не проезжайте мимо моего дома.

ЧЕРЕЗ ЧАС СЫСКНЫЕ агенты сидели в кибитке, а Петр Глебович остался на пороге своего имения в накинутом на плечи пальто.

— Что с ключом? — он адресовал вопрос Степану, показывая тем самым, что ничто не ускользает от его внимания.

— Ошибся я, по всей видимости.

— Так?

— Пока вы трапезничали, я проверил багаж гостей, но кроме пистолета у старшего ничего подозрительного не нашел.

— Пистолет, значит.

— Так точно.

— Но это необходимая вещь в дороге, много развелось людей, стремящихся поживиться за счет ближнего.

— Не смею возражать.

— Пусть запускают машины, надеюсь, нас больше никто не потревожит.

КИБИТКА, ПОДПРЫГИВАЯ, ПРОЛЕТЕЛА стремглав по мосту, поднялась на гору и спустилась в лощину. Уныло позвякивал колокольчик. Дорога была глухая: ни прохожих, ни приезжих. По обеим сторонам стоял белый густой лес. Деревья, запорошенные снегом, стояли близко друг к другу и, раскинув широко ветви, казались холмами.

Ямщик молчал и только сильнее хлестал кнутом по круглым бокам лошадей. Кибитка стрелой неслась дальше и дальше по темным лощинам, широким полям, лесам, оставляя позади деревеньки, села, а порой и отдельно стоящие дома, выпускающие из труб белесый дым, уносящийся к небу…

В столицу въехали под звон колоколов, зовущих к вечерне.

ОТПРАВЛЕННЫХ В ИМЕНИЕ к Анисимову агентов Путилин ждал только к завтрашнему дню, и, когда раздался настойчивый стук в дверь, он не чаял увидеть их на пороге — уставших от долгого переезда, но некоторую тень удовлетворения можно было заметить на их лицах. Их вояж не завершился крахом, а наоборот, им не терпится все рассказать. Иван Дмитриевич поднялся и пошел им навстречу.

— Рад видеть, господа, весьма рад.

— А мы-то как рады, — за двоих отвечал штабс-капитан. — Очень уж приятно оказаться в родных стенах.

— Не томите, присаживайтесь, и все по порядку.

— Иван Дмитрич, — подал голос Михаил, — а можно распорядиться о стакане горячего чаю?

— Да, да.

— Вам, Василий Михайлович?

— Непременно.

— Тогда уж три.

Жуков вышел. Путилин не утерпел.

— Рассказывайте, что там?

— Если сначала, то побывали мы у исправника. Он нам ничем не смог помочь, точно так же, как и становой пристав. В имении мы появились под видом чиновников по поручениям при губернской земской управе.

— Понятно, а если он знаком с чиновниками из присутствия, что тогда?

— Я рассуждал так, что господин Анисимов из Тверской губернии, и поэтому мог быть знаком с председателем или со столоначальником, но никак ни с чиновниками рангом пониже. Так и оказалось, Петр Глебович на дружеской ноге с бароном Корфом.

— Понятно, далее.

— Мы, как на сцене, разыграли роли недалеких людей, готовых несколько дней побыть гостями в имении. Пришлось, конечно, напроситься, но не потонули наши потуги втуне.

— Что ж, похвально.

— Нас поселили не в гостевом флигеле, а в доме, чтобы легче было за нами наблюдать.

— Предусмотрительная осторожность, значит, есть отчего.

— Так точно, — штабс-капитан тяжело вздохнул от воспоминаний, — но ночью мы учинили вылазку, — он остановился, выдерживая театральную паузу.

— Василий Михайлович, — прозвучал не приказ, а скорее просьба.

— Миша в погребе обнаружил вот это, — и он извлек из кармана десятирублевую ассигнацию.

— Это мы проверим в Экспедиции.

— Но главное то, что вот этой купюрой была обернута банка с краской красного цвета.

— Вы хотите сказать, что приготовлена для печати…

— Совершенно верно, но там была не одна, а несколько десятков, и каждая из них обернута разными ассигнациями.

— Чуть ли не монетный двор.

— Именно так. Там же в погребе Миша обнаружил потайной ход.

— А где типографские машины?

— Сразу же признаюсь, мы их не видели. В двадцати саженях от дома стоит сарай, но странность оказалось в том, что он заперт был изнутри и абсолютно пустой, а полы выстелены стругаными досками, в них — лаз вниз, а там — люди.

— Вы словно сказку рассказываете: в зайце — утка, в утке — яйцо, а в яйце — смерть Кащеева.

— Так оно и есть.

В кабинет вошел Михаил, неся в руках поднос, на котором пристроились три стакана, блюдце с сахаром и баранки в глубокой миске.

— Прошу, — он поставил принесенное на стол.

— Значит, вы считаете, что машины в сарае?

— Не исключено.

— Мне нужна уверенность в этом.

— Уверенность есть, — Миша размешивал ложечкой в стакане сахар. — Вы говорили про лаз? — он обратился к штабс-капитану, тот вместо ответа кивнул. — Лаз заканчивался дверью, вот за ней я слышал голоса. Для чего делать в имении такое, не тюрьма же, в самом деле? Шестьдесят первый год давно миновал.

— Тогда, по вашим утверждениям, и типография, и краски там. А подозрительное поведение хозяина подтверждает его преступные намерения.