Зуфар Фаткудинов - Сквозь страх

— Признание конечно же повышает шанс остаться в живых, — твердо ответила Брауде и положила перед арестованным несколько листов чистой бумаги. — Пишите. Но предупреждаю: никаких фантазий и правдоподобных сказок.

Через пару часов штабс-капитан, часто краснея и по-детски надувая щеки, завершил свое писание.

«Председателю Казанской губернской чрезвычайной комиссии от штабс-капитана Николаевского Николая Борисовича.

Я, Николаевский Николай Борисович, прибыл в Казань для установления связи с ротмистром Казимаковым и поручиком Сердобольским. У них я должен был получить явки и пароли для направления сюда около 40 офицеров из Вятки в июне месяце и более 50 человек в июле. В свою очередь, они должны были передать мне сведения военно-политического характера для атамана Дутова — главы Оренбургского казачества.

Кроме того, мы должны были установить оперативную связь между Казанью, Вяткой и Оренбургом на случай выступления против Совдепии.

Встреча с Самченовым по кличке Бык — каждую субботу, в Покровской церкви на Большой Проломной с 19 до 20 часов, на вечерне. Я должен стоять в правом углу от входа с записной книжкой в руках, которая должна быть открытой на страничке с изображением головы быка. Самченов должен подойти ко мне сам и сказать: „Простите, вы поставили свечку за здравие или за упокой?“ Я должен ответить: „За упокой хороших коммунистов“.

С поручиком Сердобольским я должен был встретиться либо в среду с 20 до 21 часа в кафе „Москва“ на Воскресенской, либо в пятницу в вестибюле гостиницы „Булгар“ в 14.00. В случае неявки одного из сторон время встречи переносится на те же дни и часы следующей недели. Поскольку поручик Сердобольский разъезжал по уездам губернии с соответствующими заданиями подпольной офицерской организации и мог не поспеть на встречу, мне предписывалось ехать в Свияжск во вторник, в Успенский монастырь. Встреча с ним у входа Николаевской трапезной церкви с 18 до 19 часов. Во всех случаях встречи с Сердобольским я должен держать в руке свою записную книжку так, чтобы были видны вензеля „N — S“. Что означают не только начальные буквы имен (моего и моей жены), но и имена Сержа Сердобольского. Ведь он важная птица в местной подпольной военной организации. Поравнявшись со мной, Серж должен вытащить газету, и я должен следовать за ним».

Прочитав исповедь штабс-капитана, Брауде спросила его:

— Гражданин Николаевский, вы успели встретиться с кем-либо из названных вами лиц?

— Никак нет.

— А Сердобольский знает вас в лицо?

— Нет, не знает.

«Что ж, сегодня как раз вторник, — подумала Брауде, — и времени предостаточно, чтобы добраться до Свияжска».

И не мешкая ни минуты, в Свияжск были посланы чекисты с бойцами из интернационального батальона. Возглавил операцию чекист Заковский. Но Сердобольского в Свияжске в тот день не было. На обратном пути чекисты Валентин Несмелов, Федор Копко, Петр Лавринович и четверо бойцов решили осмотреть монастырь в Раифе. Сердобольский с несколькими офицерами оказался в этой божьей обители. Но монахи подсобили скрыться офицерам. Настоятель монастыря отец Федор устроил чекистов и бойцов на ночлег в доме для приезжих и послал монахов по соседним деревням и селам с просьбой помочь монастырю отбиться от приехавших грабителей. На рассвете обманутые крестьяне стали сбегаться к монастырю со всех сторон. Монахи заявили, что документы у чекистов поддельные, когда один из грамотных крестьян прочитал их. Чекисты, чтобы избежать кровопролития обманутых крестьян, не оказали сопротивления. Воспользовавшись этим, служители церкви разоружили чекистов, зверски избили, а затем расстреляли у «святых ворот» и трупы сожгли на кострах.

В тот день когда арестовали связника атамана Дутова штабс-капитана Николаевского, Измайлов выкроил вечером время для повторного его допроса. Решил уточнить некоторые детали. Офицер снова пересказал ему то, что говорил на допросе днем, перечисляя подробно имена, место встреч и пароли.

«Опять этот Самченов выплыл, как вьюн из мутной воды, — подумал Измайлов. — Неужели этот жандармский стукач опять уплывет, пока мы подгребем к нему». Он вспомнил, как после допроса Панкрата Птухина, который уселся по фальшивым документам в кресло директора гостиницы «Сибирский тракт», они хотели задержать этого самого Самченова. Ведь он работал там у Птухина, вернее в ресторане гостиницы. Но тот, как крыса, учуяв, что капитан корабля выпустил свой штурвал и судну грозит крушение, — исчез на другой же день после ареста Птухина. А ведь через него можно выйти на ротмистра Казимакова. Если же удастся взять ротмистра Казимакова, можно будет, пожалуй, распутать запутанный клубок немецкой агентуры. Он, конечно, много знает. А сейчас, возможно, рука об руку идет со вчерашними своими врагами, в том числе и с германской агентурой.

Пожалуй, никакие события, никакие мирные социальные явления в государстве и даже открытая вооруженная борьба не заставляют людей так быстро перекрашиваться при участии в разных коалициях, внешне совершенно несовместимых, как политические катаклизмы в обществе, которые являются верными барометрами — предвестниками жесточайшей, смертельной борьбы за власть.

Когда Измайлов поинтересовался прошлым штабс-капитана Николаевского, показания того оказались для чекиста несколько неожиданными.

Николаевский откровенно поведал ему, что во время войны с германцами служил на Северо-Западном фронте, в военной контрразведке под началом полковника Батюшина, где начальником штаба фронта был генерал-лейтенант Бонч-Бруевич. Этот генерал придавал большое значение контрразведке, всячески опекал ее.

— Кстати, брат его — большевик, как я слышал, большой человек в правительстве Советов, — пояснил арестованный. — В декабре четырнадцатого года мы разоблачили, правда, по сигналу одного подпоручика, жандармского полковника Мясоедова — агента германского генерального штаба. Этот полковник был другом министра Сухомлинова.

Он помог Сухомлинову жениться на одной красотке, через которую сам министр сломал себе шею. Его, как известно, арестовали в 1915 году за казнокрадство и другие преступления. Но речь сейчас не о старике-министре, которого хватил бес в ребро. Нам, к сожалению, не удалось взять тогда одного немецкого агента, завербовавшего этого Мясоедова. Хотя был он, можно сказать, у меня в руках. До сих пор не могу себе простить. Вот ведь бывают в жизни такие промашки, ошибки, которые мучают человека всю жизнь.

— А когда завербовали этого Мясоедова? — поинтересовался Измайлов из любопытства.

— Мне этот агент, завербовавший полковника, — арестованный приложил ладонь ко лбу, — кличка его, кажется, Двойник, — признался на допросе, что это сделал еще в девятьсот девятом году.