Карен Мейтленд - Исчезающая ведьма

Последние новости из Лондона гласили, будто от огромного количества трупов мятежников, четвертованных и развешанных по городским виселицам и воротам, в городе царит такое зловоние, что множество горожан слегло. Рынки пришлось закрыть, потому что продавцы и покупатели блевали и падали в обморок не только от вида раздувшихся позеленевших трупов, но и от жуткого смрада, отравившего даже хлеб и мясо. Горожане начали понемногу свозить и хоронить тела, но юного короля, похоже, мало волновали их проблемы. Он приказал выкопать трупы и вновь выставить их на всеобщее обозрение. Ему хотелось, чтобы подданные надолго запомнили этот урок.

Роберт не чувствовал угрызений совести за то, что занёс Мартина с сыном в список мятежников. Он был обязан Гюнтеру собственной жизнью и гордился тем, что всегда платил по счетам. К тому же он не думал, что Гюнтер и его сын причастны к тем убийствам. Однако образовавшийся в списке пробел нужно было заполнить. Мартин с сыном были самыми подходящими кандидатурами, ведь их всё равно вздёрнут, если удастся доказать их причастность к расхищению грузов. Так что справедливость восторжествовала. Кроме того, если найдутся свидетели, способные подтвердить их невиновность, им грозит лишь несколько недель тюремного заключения в Линкольнском замке, каковые они сполна заслужили.

Роберт протискивался через толпу во дворе замка к большим воротам, ведущим в город на вершине холма. Он терялся в раздумьях, отправиться ли ему на склад или сразу домой, где его ждал полный кубок гиппокраса. Спина так затекла, что у него не оставалось сил даже на то, чтобы помешать Эдварду на складе претворять в жизнь свои безумные идеи.

В конце концов он решил вернуться домой. День ото дня в речах Кэтлин становилось всё больше яда, она всегда находила причину отстраниться, стоило ему её приласкать. Он пытался убедить себя, что виной всему эта невыносимая жара. Все мужчины жаловались, что это сделало их жён раздражительными. Но часто, когда он просыпался среди ночи, её половина кровати пустовала. Возможно, Эдит тоже лишь терпела, а не наслаждалась его ласками, но она никогда не покидала супружескую постель, даже в гневе. Её воспитали покорной супругой.

Что-то привлекло внимание Роберта, и он обернулся. В дальнем углу переполненного двора до боли знакомая фигура направляла скакуна в сторону ворот, ведущих на дорогу через поля. На мгновение Роберт даже испытал облегчение. По крайней мере, дома у него будет пара часов тишины и покоя. Он собрался уже продолжить путь, как в городских воротах возникла другая знакомая фигура.

Мужчина беспокойно смотрел перед собой, словно кого-то разыскивая, но его взгляд замер, остановившись на Кэтлин. Словно почувствовав его, она развернулась в седле. Это был всего лишь краткий манящий жест указательным пальцем, на что другой всадник отреагировал быстрым кивком, но и этого уже было довольно. В одно мгновение все тёмные обрывки подозрений, скрытые до поры до времени в сознании Роберта, собрались в мрачную грозовую тучу.

Кэтлин кивнула стражникам и проехала через городские ворота. Несколько мгновений спустя за ней последовал и мужчина. Роберт подождал, пока они отъедут от крепостной стены на приличное расстояние, прежде чем отправиться следом. Он спустился с холма, проехал вдоль его подножия, стараясь не попадаться им на глаза, готовый в любой момент нырнуть в кусты, если они обернутся. Но они не оглядывались, и это лишь распаляло его ярость. Надо же быть настолько самоуверенными, чтобы наплевать даже на собственную безопасность!

Они въехали в рощицу у источника Святой Маргариты. Кэтлин передала поводья лошади мужчине. Она перекинула ногу через седло, и тот обхватил её за тонкую талию, помогая спешиться. Роберт увидел их страстные объятия и продолжительный поцелуй, и затем Кэтлин увлекла мужчину на пожухлую траву.

Яростно размахивая руками, чтобы отогнать от лица назойливых мух, настолько быстро, насколько позволяла его больная спина, Роберт заковылял по тропинке через выжженный солнцем луг. Кэтлин распростёрлась на мужчине, задрав юбки и жадно приникнув к его губам.

Руки мужчины скользили по её обнажённым бёдрам. Он первым заметил приближение Роберта. Удивлённо вытаращив глаза, он не без труда сбросил с себя Кэтлин. Она возмущённо завизжала, когда он отшвырнул её на закаменевшую землю. Прежде чем Роберт приблизился к ним вплотную, любовник Кэтрин успел вскочить на ноги. Он отпрянул, и седая прядь упала на его лицо.

Роберта он мало интересовал. Схватив жену за руку, он рывком поставил её на ноги.

— Ах ты, грязная потаскуха! Да за такое вас обоих следует казнить. Это преступление против Господа и человеческой природы. Эдвард — твой сын, твой собственный сын! Как ты осмелилась прелюбодействовать с ним? А ты, — он плюнул Эдварду в багровое от ненависти и гнева лицо, — развратник, посмевший вожделеть собственную мать, женщину, что тебя родила! Тебе за это отрежут яйца, и это будет только начало!

Бледный как смерть Эдвард отшатнулся от кулака Роберта, опасно качнувшись на краю ручья.

— Она мне не мать, слышишь, слизняк! Ты и впрямь думаешь, что я стал бы спать с собственной матерью?

У Роберта отвисла челюсть.

— Тогда я не... — Он смотрел на них непонимающим взглядом.

Кэтлин злорадно рассмеялась.

— Он мой любовник, а не сын, идиот.

Эдвард шагнул вперёд, взяв её за руку. Они нагло смотрели ему в лицо.

— Я в это не верю... Не твой сын? Но ты же говорила... — Роберт отчаянно пытался осмыслить только что услышанное. И тут его словно обухом по голове ударило. — Ты привела любовника в мой дом! Ты давала ему пить моё вино, есть мою пищу, назначила его моим управляющим!

Кэтлин пожала плечами.

— Тебе ли на это сетовать. Ты привёл меня в свой дом при живой жене и с радостью бы прыгнул ко мне в постель, если бы я позволила. Почему женщины должны поступать иначе?

Роберт побледнел.

— И как давно... как давно вы любовники?

— С тех пор как Леония была ещё младенцем. Она считает Эдварда своим братом. Людская молва кого только не припишет женщине в любовники, кроме её собственного сына… Ты ведь ни за что не взял бы меня в жёны, узнай, кто он мне на самом деле, правда?

Роберт почувствовал, как земля уходит у него из-под ног.

— Я боготворил тебя, надышаться на тебя не мог. Я любил тебя. Ты внушила мне эти чувства. И ты... всё то время, что мы были вместе... Ты мне изменяла!

Губы Кэтлин скривились в полуулыбке, словно у учительницы, поощряющей нерадивого ребёнка, которому только что удалось сложить два плюс два.

— В этом мире у женщины есть только два способа пробиться. Она может внушить мужчине страсть, но разве это жизнь — постоянно раздвигать перед ним ноги, чувствуя, как твоё лицо и сердце увядают без истинных чувств? Куда лучше, влюбить в себя мужчину, заставив его бросить к твоим ногам всё, чем он владеет. Если главный мой изъян в том, что я родилась женщиной, ты же не будешь винить меня за то, что я обратила эту слабость себе на пользу, расставляя ловушки мужчинам достаточно могущественным, чтобы раздавить меня одним пальцем. Это как игра в шахматы, и меня забавляет смотреть, как исчезают с доски фигуры, и осознание того, что я контролирую каждую клетку.