Наталья Павлищева - Черная башня

Решено: в Констанц поедет Козимо, но и Лоренцо пора заниматься делом, хватит развлекаться. Младший сын умен, ловок в делах, особенно торговых, и в умении договариваться. Да, Лоренцо способен уболтать любого и сговориться даже там, где сделать это невозможно. Прекрасное качество для купца, но в Констанце понадобится совсем другое, то, что есть у Козимо, — трезвый расчет и спокойствие.

Джованни вдруг подумал о том, как прекрасно братья дополняют друг друга. И при этом Козимо и Лоренцо никогда друг другу не завидовали и не соперничали, словно понимая, что каждому свое. Пора приучать их работать вместе.

Козимо обрадовался окончанию своего обучения в Риме. Летний Рим — не лучшее место: жарко, невыносимо воняло от Тибра, не меньше воняли и люди, болтавшиеся без дела на улицах, и скот, спокойно разгуливавший вокруг того же Колизея, и сам воздух, напоенный испарениями окружающих Вечный город болот.

А еще Бланка, которая не могла принять исчезновение любовника. Ее еще никогда не бросали, всегда бросала она сама. И кто отказался от такого роскошного тела — какой-то сын какого-то банкира! Сначала бывшая любовница бушевала, потом решила вернуть Медичи с помощью ласки и бросить так, чтобы весь Рим узрел его позор. Для осуществления своего плана она принялась появляться в конторе Медичи словно по делу, забрасывать Козимо страстными посланиями, которые тот просто сжигал, не читая, даже шантажировала — написала, что беременна и заставит Медичи признать своего ребенка. Но Козимо и это письмо сжег, а потому угроза не подействовала. А потом этот наглец, пренебрегший одной из самых красивых женщин Рима, вдруг уехал! Преследовать его дальше было глупо, и Бланка нашла себе иной объект страсти и шантажа.

А Козимо действительно вернулся во Флоренцию. Всего несколько месяцев вне дома, а показалось, что целую жизнь. Даже в Пизе так не скучал. «Неужели возраст?» — ужаснулся Козимо, вспоминая, с каким неудовольствием всякий раз покидает Флоренцию отец, кроме разве поездки в Кафаджолло.

И вот родные стены Флоренции, недостроенный собор без купола, вид которого ранит сердце каждого флорентийца, и любимая маленькая церковь Сан-Лоренцо… Тоже обновления требует.

Джованни с Пиккардой были в Кафаджолло, дома только Лоренцо, который сообщил, что отец приедет завтра, и немедленно предложил погулять до утра. Козимо только головой покачал, то ли отказываясь, то ли сокрушаясь всегдашней озабоченности младшего брата развлечениями.

— Нет, я лучше к Никколи схожу. Давно не виделись.

— А… иди. Я не пойду, скучно слушать философские рассуждения.

Но пошел, уж очень хотелось побыть с братом.

У Никколи шло привычное застолье, Козимо даже пожалел, что зашел вечером, надо бы утром, когда никого. Поговорить есть о чем, он купил несколько вещиц в Риме и намеревался подарить хозяину дома, а в присутствии чужих как-то неловко. Но раз уж пришли…

Узнав братьев, слуга приветствовал их и кивнул в сторону пиршественного зала:

— Там.

Гости Никколи спорили. Впрочем, это привычно, любая пирушка перерастала в спор и декламации.

Голос главного спорщика показался Козимо знакомым, да не просто знакомым, а…

Он не ошибся, речь о первенстве римского права над любым другим произносил… Бальтазар Косса, вернее, папа Иоанн. Сейчас он был в простой одежде состоятельного горожанина, не зная, кто это, ни за что не догадаешься.

Заметив Козимо, Никколи приветствовал его и жестом пригласил к пиршественному столу, вокруг которого на сей раз не возлежали, а сидели. И сам стол был обычным — на козлы уложены длинные доски и накрыты богатыми скатертями. Братьям помахал, приглашая сесть рядом, Поджо Браччолини, с которым Козимо встречался и у Никколи, и в Риме тоже, ведь Косса пригласил Браччолини секретарем в помощь к Леонардо Бруни (Аретино). Никколи ценил своего молодого друга, утверждая, что у Поджо лучший на Апеннинском полуострове нюх на древности.

Остальных четверых гостей Козимо не знал, а потому поспешил присесть к Браччолини. Лоренцо устроился рядом.

Козимо смотрел, слушал Коссу и не мог поверить собственным ушам, да Бальтазар ли это?

— Что он здесь делает? — прошептал юноша Поджо. Тот усмехнулся:

— Выступает, как видишь. Чему ты удивился, ведь у Коссы два докторских звания — богословия и права.

Косса и римское право? Хотелось потрясти головой, чтобы проснуться.

Но тут сам Бальтазар сделал жест, убедивший Козимо, что это не сон. Продолжая речь о главенстве римского права, он мимоходом поймал одну из сновавших вокруг стола девушек-служанок. Стол заменили, а вот девушки были привычно грациозны и полуобнажены. Девушка по плечо рослому понтифику, а потому рука Коссы оказалась не на ее талии, а на ее груди. Всего на мгновение Бальтазар замер, но уже в следующее, видно, довольный удачным попаданием, крепко эту грудь сжал. Служанка замерла тоже, не решаясь двинуться или возразить. Да и что возражать, если грудь практически обнажена, как и остальное тело.

Косса перестал размахивать правой рукой, хотя говорить не прекратил, он подвинул девушку к себе, прижал спиной к своему животу и взялся второй рукой за другую грудь.

Гости смеялись, они все, кроме Поджо, Козимо и Лоренцо, были немолоды, но, видно, привыкли к вот таким выходкам. Косса был опытным любовником, его руки прекрасно знали свое дело, и лицо девушки мгновенно покраснело, а дыхание стало прерывистым. Еще чуть, и она невольно издаст стон сладострастия…

Козимо заметил, что Лоренцо буквально впился взглядом в пальцы папы, ласкающие обнаженную женскую грудь. Это заметил и Бальтазар. Ему вовсе не была сейчас нужна эта вспышка похоти, папа слегка кивнул Лоренцо, подзывая того к себе, и когда младший Медичи послушно подскочил, оттолкнул девушку ему в руки, а сам вернулся за стол.

И это все не прекращая разговора. Вернее, Косса отвечал на возражение Козимо, мол, нельзя придумать законы на все случаи жизни.

Сам Козимо почти не заметил игру сладострастия, он смотрел в темные глаза Коссы и слушал произносимые им слова.

— Не нужно придумывать законы на все случаи жизни! — возразил молодому банкиру Косса. — Достаточно создать принцип. Принцип, понимаете, молодой человек? Чтобы каждый случай мог в такой принцип уложиться.

Общий разговор распался на части, как часто бывает в компаниях после некоторого времени возлияний и бесед. Двое гостей что-то оживленно обсуждали между собой, Никколи и два других на противоположном краю стола спорили о литературе, а Козимо, Бальтазар и Поджо говорили о римском праве, Древнем Риме и возможности возрождения великой культуры. А еще о древних артефактах, которые гниют под землей или валяются забытыми.