Наталья Павлищева - Черная башня

Он рассмеялся каким-то скрипучим невеселым смехом и продолжил:

— Не бойся, я не начну все заново. Не потому, что потух или боюсь, но все вокруг меня, даже вот это, — он окинул взглядом комнату, — и моя кардинальская мантия принадлежит Медичи.

— У тебя совсем ничего не осталось? — тревожно поинтересовалась Има и сокрушенно добавила: — А мне больше нечего дать…

— Осталось… Не беспокойся, с голода не умрем, на жизнь хватит, да и Медичи щедры. Но все тайные счета у них. Этот мальчишка отдал Колонне тиару, которую я оставил ему на сохранение! И знаешь, что он ответил, когда я спросил, почему? Что он получил тиару от папы, папе и отдал!

— Были тайные счета?

— Конечно! Но когда я напомнил о них папаше Медичи, Джованни ответил, что о них известно только ему и папе Иоанну. Понимаешь, если я снова стану папой Иоанном, он все вернет, а до тех пор… Ведь прекрасно знает, что без этих денег не стану.

— Медичи тебя ограбили?

— Нет, как-то все не так. Средства есть, у меня есть все, что нужно, но я словно связан по рукам.

— Хочешь, я спрошу у Козимо, почему так?

— А я уже спросил!

Има подошла ближе, заглянула Бальтазару в лицо:

— И?..

— Он ответил, что Флоренции, как и всей Италии, нужен мир. И что он не хочет, чтобы Рим снова разоряли, вместо того чтобы возрождать. Чертов гуманист!

Има просто не знала, что ответить. Душой она понимала правоту Медичи, ведь начни Бальтазар все сначала, и Апеннинский полуостров погрузится в пучину новых раздоров, а раздоры — это звон мечей и льющаяся кровь.

Но оказалось, что и Косса все правильно понял:

— И ведь он прав! Посмотри, как живут. Разве скажешь, что они самые богатые люди во Флоренции? Если бы не знал точно, ни за что не поверил.

— А мне нравится… — призналась Има.

Косса уже уселся в кресло у камина, где привык проводить время в последние месяцы. Има прекрасно понимала, как тяжело такому беспокойному человеку, как Бальтазар, сидеть без дела. Но она ошибалась, три года в каменном мешке даром не проходят, а все поползновения Коссы снова заняться «делом» хитрый Козимо пресекал на корню.

— А водятся с кем? Брунеллески и Донателло! — В голосе Бальтазара, кроме ехидства, Име послышалось еще что-то, чего она понять пока не могла.

— Кто это?

— Городские сумасшедшие. Архитектор и скульптор.

— Ты их знаешь?

— Да, встречал в доме у Никколи.

Что-то здесь не так…

— Почему ты называешь их сумасшедшими?

— Один способен разбить готовую скульптуру только из-за того, что клиент начал торговаться! А второй… Брунеллески продал свое имение, чтобы приехать в Рим и зарисовать все колонны и обломки в надежде понять принципы архитектуры древности!

— А при чем здесь Медичи?

— А при том, что они содержат этих двух чокнутых! Терпят все их выходки, кормят, поят и заставляют работать.

— На себя?

— Нет, — развел руками Косса. — Для всех, — сделал жест рукой, словно одним взмахом дарил миру вечность. — Брунеллески, видишь ли, разрабатывает проект купола для собора.

Вот теперь Има окончательно все поняла, она опустилась на колени перед сидящим в кресле Коссой и взяла его руки в свои.

— Жалеешь, что не поступил когда-то так же?

Мгновение Бальтазар молчал. Има права, он мог бы тратить огромные средства не на девок или позолоту, а так, как это делают сейчас отец и сын Медичи — тихо и незаметно оплачивают то, что останется потомкам.

— Конечно, жалею.

— Тогда успокойся. — В глазах Имы появились смешинки. — Подумай о том, что Медичи делают это все на те самые тайные деньги. Если ты не можешь это золото вернуть, то разреши тратить его на чокнутых Брунеллески.

У Коссы даже дыхание перехватило. Как же она права! Да, ему осталось немного, все болит, мерзкий холод, поселившийся внутри, не желает покидать старое уже тело. Сколько ему осталось — годы, месяцы или вообще недели? Нет, годы не прожить. Так пусть хоть последние месяцы и дни будут спокойными, а тайное золото, в этом Има права, пойдет на пользу людям. И сделают это Медичи! Даже отдав все монастырям, он, пожалуй, не смог бы вложить деньги лучше.

— Попроси Козимо прийти ко мне. Вместе с нотариусом.

Она поняла все, даже больше — поняла не только его явные, но и тайные мысли, тайные движения его души:

— Бальтазар, только те пожертвования имеют цену, которые не требуют благодарности.

Некоторое время он сидел молча, глядя прямо перед собой, потом устало кивнул:

— Ты права, все будет тайно. Этим я искуплю хотя бы часть вины перед Господом. Позови Козимо.

Бальтазар Косса, бывший папа Иоанн XXIII, бывший пират и прочее… прочее… оказался прав в своих предчувствиях, он не прожил и года, тихо угаснув в доме, отремонтированном Контессиной и предоставленном в их с Имой распоряжение. В обычной его смерти не усомнился никто из видевших Коссу в последние месяцы, три года Гейдельбергского каменного мешка смертельно подорвали его здоровье.

Своими душеприказчиками Бальтазар Косса оставил Медичи, взяв с них слово позаботиться об Име, а также похоронить его с честью, написав на надгробии «папа Иоанн». Завещал он Джованни де Медичи и самую ценную свою реликвию — фалангу пальца Иоанна Крестителя. Има от такого наследства отказалась:

— Не стоит, Бальтазар. Для монашеской жизни я не гожусь, а для мирской это слишком серьезно.

Медичи выполнили последнюю волю Коссы, похоронили его в Баптистерии (куда уж круче!), саму гробницу спроектировал Микелоццо, а надгробие изваял Донателло, и там действительно написано «папа Иоанн XIII». Мраморный Бальтазар Косса и сейчас лежит, чуть повернув голову к посетителям и внимательно наблюдая, все ли сделано так, как он завещал.

Папу Мартина такое надгробие страшно возмутило, но Медичи сослался на последнюю волю умирающего.

К счастью, папа Мартин уже отбыл в Рим, появилась такая возможность, и приступил к исполнению своей мечты, которая во многом совпадала с мечтой гуманистов — возродить былое величие Вечного города. Только если Никколи и его компания мечтали возродить больше философию и литературу, а такие, как Брунеллески и Донателло, на основе знаний и умений древних создать свое, то папу Мартина больше волновало возрождение Соборов и церковных построек. Что ж, это его стезя.

Еще через год, в 1420-м, умер Бенедетто де Барди, это означало изменения в банке. Джованни и Козимо решили, что пора забирать его себе весь, выкупили доли наследников, но сразу же ввели новое правило: все управляющие имели свои доли в отделениях. Это было справедливо и выгодно, человек будет работать куда лучше, зная, что получит свою долю прибыли.

И наконец, самым важным изменением для Медичи было то, что Джованни де Медичи решил отойти от дел. Ему шестьдесят, устал, был еще крепок, но чувствовал, что пора передавать бразды правления Козимо.