Валентин Лавров - Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова

— Но проходит недолгое время, как эти благие настроения улетучиваются, причиной тому — Императрица, — сказал Соколов.

Джунковский поднял палец:

— Вот-вот, в этом всё дело. Александра Фёдоровна чистейший человек. Поэтому легко впала в заблуждение. Она уверена в благочестии Распутина. Ведь он в её присутствии ловко прикидывается святым.

Соколов поинтересовался:

— Государыню не убедили даже порнографические фото?

— А, эти сделанные скрытно? Целая дюжина — мы их приобщили к делу Распутина.

— Эти фото, по моим сведениям, появились на свет усердием Феликса Юсупова. Он всё устроил… Наш герой на этих фотографиях предстал в совершенно непотребном виде.

Джунковский вздохнул:

— Сейчас, граф, ты удивишься! Когда Императрица увидала фотографии, она рассердилась, вызвала меня и приказала: «Отыскать и наказать того негодяя, который выдаёт себя за старца и позирует в непристойном виде! Эти фото — фальшивки!»

Но главное — другое. Мне Государыня с громадной убеждённостью несколько раз говорила: « Молитвы Григория Ефимовича спасают и хранят наследника !» Она верит в чудодейственную силу Распутина, а на его похождения закрывает глаза. Государыня — мать, этим многое объясняется.

— Неужели это правда относительно их… амурных отношений? — полюбопытствовал Соколов.

— Это ложь, распространяемая великосветскими сплетниками, шпионами и революционерами. Но что касается поисков пропавшей Эмилии, Распутин действует на пользу дела. Пусть ищет. И ты ему помогай, Аполлинарий Николаевич! Уверен, скоро нам дашь ответ: с кем нынче красавица делит альков? Задержи и допроси её построже.

Соколов улыбнулся:

— Как в разбойничьем приказе — с висением на дыбе и выкручиванием суставов, с поглаживанием горящим веником промежного места? Тогда возьмёт на себя все преступления со дня сотворения мира.

Друзья отдыхали душой и телом. Кухня в «Вене» была прекрасной, лакеи услужливы, тем для разговоров — множество.

Джунковский произнёс:

— Руководитель отряда филёров — твой давний знакомец Гусаков. Ему дано указание: ежедневно оповещать тебя, сдавать рапортички наблюдений. И дружно работай с начальником московской охранки Мартыновым.

— О, это истинное наказание! — Соколов состроил гримасу.

— Забудь былые распри. Мне тоже не нравится этот выскочка, но служба — превыше всего. Кстати, я подготовил приказ о твоём зачислении в Московское охранное отделение. Ну, друг любезный, давай выпьем за твои успехи на новом поприще. — Вдруг рассмеялся: — Ведь это я дал указание медицинской комиссии: «Полковнику Соколову запретить возвращение на фронт!»

Соколов удивлённо вытаращился на приятеля:

— Во-от как?

— Ты со своей неумеренной удалью на фронте голову вряд ли сносишь.

— Это неизвестно! Смелого пуля боится…

— А бережёного Бог бережёт. Сейчас в тылу обстановка не менее горячая, чем на передовой. Ты вот недоумеваешь: зачем, мол, тебя Государь вызвал? Уверен, не для того, чтобы чаем напоить. Стало быть, нужен ты тут, в тылу. И на меня не дуйся.

Вдруг появился поручик-шофёр, встретивший Соколова. Он поклонился Джунковскому, а гению сыска протянул конверт:

— Пакет от Императрицы, только что доставил нарочный!

Соколов вынул лист бумаги. На немецком языке было написано: « Милый Аполлинарий Николаевич, я своё авто отправила по делам Красного Креста. Если Вас не затруднит, заезжайте за мной в пять часов в Зимний дворец, я буду в госпитале. Мы вместе отправимся в Царское Село. Александра Фёдоровна ».

Джунковский вопросительно смотрел на приятеля. Соколов лишь произнёс:

— Ещё одна загадка! Ясно: у Императрицы есть ко мне конфиденциальный разговор. Вот она и придумала историю с Красным Крестом…

Джунковскому всё это было и крайне любопытно, и несколько обидно. Он думал: «Почему важные дела по моему департаменту совершаются за моей спиной?» Но товарищ министра скрыл своё неудовольствие. Он предложил:

— Давай, Аполлинарий Николаевич, выпьем за нашу скорейшую победу!

Бокалы, дружно сдвинутые, отчего-то издали стонущий звук.

Соколов промчался на авто по Невскому проспекту, свернул за фасад роскошного «Торгового дома Дементьевых и Васильева». И вот отцовский особняк!

Едва молодой граф взошёл на порог, в доме началась обычная в таких случаях радостная суета. Вся дворня сгрудилась возле Аполлинария Николаевича, все говорили одновременно, радовались, смеялись, норовили обнять молодого графа.

Соколов всех одарил вниманием, спросил о жизни и здоровье и поспешил в кабинет отца.

Старик сидел за ломберным столом и раскладывал пасьянс. Он ещё более поседел, высох и стал похож на Суворова в опале.

Молодой граф принял душ. Затем прошёл в свою комнату, надел белый парадный мундир и отправился в Зимний дворец.

Императрица поступила самым удивительным образом. В нарушение всяческого этикета она одна села в авто, в котором осталась с глазу на глаз с Соколовым.

Шофёр дал газу, машина полетела в Царское Село. Императрица была по-прежнему прекрасна. Лишь воспалённые глаза выдавали её усталость. Однако, оставшись наедине с Соколовым, явно чувствовала себя не в своей тарелке. Соколов, спросив разрешения, поднял стекло, разделявшее шофёра и пассажиров.

Гений сыска подумал: «Вот принцесса Алиса Гессенская. Она достигла вершины власти, стала царицей, но это не сделало её счастливей. Добрая, самоотверженная, она словно по иронии судьбы слывёт в народе спесивой и чёрствой. А тут ещё Распутин, который бросил тень на её женскую честь. Ах, печальная доля! И теперь я понадобился ей по какому-то крайне важному, но столь деликатному делу, что она не решается начать разговор».

Он произнёс по-русски:

— Ваше Императорское Величество, как здоровье Вырубовой, попавшей в железнодорожную катастрофу?

Императрица перекрестилась:

— Хвала Господу, жива осталась. Хоть вся искалечена, но духом не падает.

— Ваше Императорское Величество, как прошли крестины Юсуповой?

Императрица оживилась, ответила по-немецки:

— Совершенно ужасный случай! Священник уронил в купель маленькую Ирину. И вместо того чтобы быстро достать девочку, он начал засучивать свои рукава, дабы не замочить в купели. Странный человек. А ребёнок все время находился под водой. И тут выяснилось нечто мистическое. — Императрица замолкла, округлила глаза и медленно произнесла: — Оказывается, самого папу — Феликса-младшего, при крещении тоже едва не утопили.