Валентин Лавров - Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова

Соколов знал, что Государыня недолюбливает молодого Юсупова. Феликс постоянно интриговал против Распутина, говорил о нём гадости. Соколов, зная, что шутка понравится Императрице, сказал:

— Россия пережила бы потерю Феликса, причём с удовольствием.

Императрица слабо улыбнулась.

Соколов продолжал:

— Кстати, старики сказывают: кого в купель роняли, тот долго живёт.

Императрица задумчиво произнесла:

— Старики, старики… А сегодня делали операцию молоденькому подпоручику — красивый, с лёгким пушком усов. Операция прошла успешно, а сердце — увы! — не выдержало! Так жалко, словно близкий человек умер.

За окном уже мелькали пригородные домишки. Императрица наконец решилась, перешла к делу:

— Вы, граф, даёте мне слово офицера, что всё сказанное здесь останется между нами?

— Государыня! В моей скромности можете не сомневаться, — Соколов твёрдо посмотрел в её лицо.

Императрица начала издали. Она говорила о тех жертвах и несчастьях, которые принесла война. Соколов пытался понять, куда она клонит. Вдруг Императрица негромко, так что Соколов был вынужден напрячь слух, произнесла:

— Государь — человек исключительных добродетелей. Его личность очаровывает всякого. Увы, для монарха он слишком мягок и добр. Да, смирение — дар Божий, но Государь обязан чаще показывать свою непреклонную волю. И сейчас он должен быть решительным. В его силах восстановить на земле мир. — Она каким-то неуловимо грациозным движением положила свою изящную, не украшенную перстнями кисть на руку Соколова.

Проникновенно заглянула ему в глаза: — Милый граф, сегодня Государь будет говорить с вами о важных предметах, которые могут определить судьбу нашего народа. Я, царица, прошу, заклинаю вас: повлияйте на Ники, пусть он с Германией заключит отдельный от союзников мир. Кто наши друзья? — Императрица сделала презрительную гримаску. — Французы легкомысленны, по своей натуре якобинцы. Англия всегда ненавидела Россию, вредила ей везде, где была в силах. С Германией, напротив, у нас прочные дружеские отношения. Незамедлительный мир остановит реки русской крови. Сейчас есть счастливый случай. Завтра его не будет. Обещаете свою помощь, граф?

После долгих размышлений Соколов произнёс:

— Государыня, я не политик. Я солдат. Я исполняю приказы. И не считаю себя вправе поучать великого Государя. Но я готов отдать жизнь за Россию, за царский трон. Простите, милостивая Императрица, если я не оправдал ваших надежд.

Императрица побледнела, она впилась пальцами в кожаный подлокотник и больше не произнесла ни слова.

Авто миновало охрану, стоявшую у ворот, и подкатило к Александровскому дворцу.

Соколов узнал часового — Михаила Лаврова. Саженного роста, с широченными плечами, пудовыми кулаками, рядовой славился своими атлетическими подвигами. Он ломал подковы, носил на плечах лошадь, ударом ладони загонял гвоздь в толстую доску. (У меня хранится редкое, даже удивительное фото: Михаил Лавров с наследником зимой 1909 года около Александровского дворца. Рядовой — с трёхлинейной винтовкой Мосина, а рядом — крошечный Алексей Николаевич в расшитой дубленой шубейке. Наследник российского престола чем-то огорчен. Он понуро опустил голову, не смотрит в объектив.)

Часовой при виде Императрицы вытянулся в струнку. Александра Фёдоровна спросила:

— Алексей Николаевич во дворце?

Поедая глазами Государыню, Лавров отчеканил:

— Никак нет! Они с прапорщиком Щёголем изволят гулять в парке.

— Приказываю на время оставить пост и найти наследника. Передай: приехал граф Соколов! — И к гению сыска: — Алексей, как всегда, вас заждался.

Соколова и наследника связывала горячая симпатия, какая возникает иногда у людей, невзирая на разницу в возрасте.

Императрица, небрежно кивнув Соколову, отправилась в свои покои.

И тут же Соколов услыхал низкий, сильный голос:

— Сам легендарный граф! — Это был генерал-майор Комаров, командир сводного пехотного полка, человек крепкого сложения, с породистым, высокомерным лицом, с холёными усами и высоким умным лбом. — Ваши военные подвиги у всех на устах. Государь скоро примет вас в библиотеке. Позвольте проводить…

Государь вошёл стремительным шагом. Он был, как всегда, подтянут, тщательно выбрит, источал тонкий запах дорогого одеколона. И всё же Соколов отметил: «Николай Александрович постарел, даже осунулся. Военные заботы, недосыпание, тревоги, постоянные поездки по фронтам не проходят даром…»

— Здравствуйте, Аполлинарий Николаевич! — с величественной ласковостью произнёс Государь, протягивая для пожатия руку. Государь говорил негромко, но голос его был слышен отчётливо. — Знаю о ваших ратных подвигах. Вы — настоящий слуга престола, вы — гордость великой России.

— Я всего лишь исполняю свой долг, Ваше Величество!

— Давайте сядем за этот столик. Простите, что вынужден беспокоить вас… — Государь, как полчаса назад его супруга, замялся, не зная, как перейти к делу.

Соколов решил разрядить обстановку:

— Мой Государь, позвольте поздравить со славной победой — взятием Перемышля…

— Той победе уже три недели. Пора бы новые виктории отметить, да положение на фронтах складывается хуже ожиданий. — Помолчали. Государь вздохнул: — Спасая союзников, мы себя поставили в тяжёлую ситуацию. Но сейчас речь идёт о другом. — Государь подошёл к книжному шкафу, достал какой-то том, вынул из него два больших листа исписанной бумаги. Пристально посмотрел в глаза Соколова: — Всё, что вы сейчас узнаете, составляет государственную тайну. Я уверен в вашей осмотрительности и преданности. Вот, Аполлинарий Николаевич, прочитайте это… — Голос Государя задрожал. — И потом я все объясню…

На дорогой бумаге верже сиреневого цвета мелкими, аккуратными буковками было выведено:

«25 февраля/10 марта 1915 года.

Глогнитц, Нижняя Австрия.

Ваше Величество! Сознаю всю смелость своего поступка писать Вашему Императорскому Величеству, но только беспредельная любовь к Вам, Государь, и моему Отечеству побуждает меня это сделать, и умоляю Ваше Величество соблаговолить, прочесть эти нескладные, но вылившиеся из души строки.

В настоящее грустное время я, кажется, единственная русская, имеющая доступ к Вам, Ваше Величество, которая находится во враждебной нам стране, и к тому же ради пребывания здесь летом семьи моего племянника Скоропадского и анонимных доносов, что я скрываю русских шпионов, нахожусь в плену, т. е. не смею выходить из моего сада, — и ко мне сюда приехали трое — два немца и один австриец, все трое более или менее влиятельные люди, и просили меня, если возможно, донести Вашему Величеству, что теперь все в мире убедились в храбрости русских и что пока все воюющие стоят почти в одинаковом положении, не будете ли Вы, Государь, властитель величайшего царства в мире, не только царём победоносной рати, но и царём Мира.