Валентин Лавров - Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова

— Замечательно! Тебя, Мартынов, назначат старшим смотрителем, скажем, в каторжную богадельню в селении Дербинском. Это сахалинское Монте-Карло. Богадельня населена народцем замечательным — нищими, шулерами, ростовщиками. Начальство туда не заглядывает. Тебя научат метать наверняка. Не жизнь, разлюли малина!

Мартынов болезненно поморщился:

— Вам хорошо, граф, изгаляться! — С мольбою посмотрел на собеседника. — И причиной того, что Распутин не уезжает восвояси, в Питер, являетесь вы, Аполлинарий Николаевич.

— Ну?

— Так точно! Распутин мне заявил: «Пока не отыщете мою Эмилию, я из Москвы — ни шагу!». Её муж, полковник Гершау, тоже покоя не даёт: «Человек не иголка, почему мою жену отыскать не хотите?» А что нам делать, на куски разрываться? Мне ведь приказано и за самим Распутиным вести наружное наблюдение. Наряд филёров для прослежки Распутина назначай, рапорты наверх пиши и отправляй, да ещё ресторанные и прочие безобразия безропотно терпи.

Соколов иронично покачал головой:

— Бедный командир! А теперь я ещё на твою голову свалился. Нет, тебе точно на Сахалин пора отъезжать — там жизнь спокойней.

Мартынов набрал полные лёгкие воздуха, наклонился к Соколову и с погребальной торжественностью произнёс:

— Сейчас, Аполлинарий Николаевич, вам будет не до шуток. — После паузы выпалил: — Пропала ещё одна полковничья жена — Зинаида Дитрих.

Соколову показалось, что он ослышался.

— Зинаида? Как пропала? Когда?

— На другой день после той ночи, когда вы, Аполлинарий Николаевич, Горький, Распутин и компания гуляли вместе с ней в «Яре».

— Что Дитрих рассказывает?

— Говорит, что вместе доехали до дому. Переночевали. Утром он отбыл на службу рано, Зинаида спала. Вечером супруги уже не было — как в воду канула. Ни записки, ни слова.

— Сбежала с любовником?

— Все может статься. Плохо, что Дитрих — человек влиятельный, пред царицыны очи усердием Распутина допущенный. Повсюду жалуется. И у меня заявление оставил, и докучает начальнику сыска Маршалку. Тот рыщет по всей первопрестольной, все верх дном перевернул, но найти пропажу не может.

Соколов усмехнулся:

— Если каждую неделю у нас будут исчезать жёны, то скоро все полковники вдовцами станут.

Мартынов просяще посмотрел на Соколова:

— Зинаиду Дитрих мы сами будем искать, а вот Эмилию… Граф, сделайте всё возможное, найдите её. Иначе этот ужасный Распутин своими безобразиями меня в гроб загонит. Он твёрдо решил остаться в Москве, пока её не отыщет.

— Положим, Александр Павлович, в гроб тебя загнать не так-то просто! Но найти всех беглянок мы обязаны. За минувшие годы мы знали единственный случай пропажи значительного лица…

Мартынов печально сложил руки:

— Да, когда террористы похитили прокурора Александрова. И вся та история закончилась самым страшным образом — прокурора бесчеловечно заживо сожгли. Но женщины, женщины!..

— За домом Эмилии наблюдения тщательно ведутся?

— Так точно, круглосуточно! Старшим назначен ваш любимец Гусаков. Вот, пожалуйста, филёрские рапортички — утренние и вечерние.

Соколов взял «форму Б»:

«Сводка наблюдений по гор. Москве, за домом № 15 по Котельнической набережной, принадлежащим потомственной почётной гражданке Фекле Поляковой и сдающийся внайм полковнику управления московского генерал-губернатора Гершау Генриху Васильевичу. Наблюдение начато 28 марта 1915 года».

И дальше шли столбцы «Кто посетил», «Когда: дата и точное время прибытия и убытия», «Место жительства посетившего (по прослежке), присвоенная ему кличка».

(Поясню последние слова. Всякому фигуранту присваивалась кличка. Вот некоторые, почерпнутые мною из архивов: Очкарик, Худой, Лисичка, Рубашка, Хромой, Курносая, Мерин, Борода, Студент, Француз, Тросточка и пр.)

Соколов задумчиво почесал подбородок:

— Тэк-с, что тут в резюме за четыре дня? «Ежедневно в 9.45 к дому фигуранта Гершау, кличка Зубастый, подаётся казённый извозчик № 188. Извозчик приносит в дом четыре ведра воды из колонки, находящейся напротив, возле Мазуринской богадельни…» — Соколов удивился: — Да что ж, у него колодца нет, что ли?

— Выяснили у кухарки Плотицыной: колодец есть, но нынешней весной вода в нём испортилась. Но это к делу не относится. Читайте дальше.

— « Ровно в 10 утра Зубастый садится в коляску и убывает в сторону Яузских ворот ».

Ясно, это на службу — полчаса самый раз доехать до Тверской площади.

Далее: « В течение круглых суток никто не входит и не выходит из дома Зубастого, дым из труб не идёт и никаких признаков жизни в доме не заметно ». — Соколов пробежал сводку до конца, посмотрел на Мартынова: — Прибывал домой, как «Северный экспресс», ежедневно точно в шесть сорок пять. Немецкая точность! — Сыщик задумчиво почесал подбородок. — А почему такая разница: до службы — полчаса, обратно — сорок пять минут. Возвращается ведь той же дорогой?

Мартынов недовольно поморщился:

— Какие-то пятнадцать минут… Разве это имеет значение, граф?

— А как же? В службе сыщика порой сломанная спичка или волосок, обнаруженный на месте преступления, помогают дело раскрыть.

Мартынов лениво потянулся:

— Перед нами не ставили задачу тотального слежения. Филёрам было четко приказано: следить за домом Гершау, и всё. Филёры должны выяснить, не скрывается ли в доме его супруга Эмилия. Не больше!

Соколов расхохотался:

— Случай замечательный! Ищем жену в доме мужа.

— Именно так! И это очень глупо. Но все расходы по прослежке несёт Распутин, и Джунковский приказал выполнить это желание старца. Фигурант, как вы убедились, все последние вечера проводил в доме, кроме службы, никуда не выезжал, ни с кем не встречался. Теперь даже ужин привозит в корзине, потому что готовить в доме некому.

Соколов заинтересовался:

— Ужин берёт? Ты же говорил, что он кухарку держит?

Мартынов сказал:

— Горничная Шведова и стряпуха Плотицына нами допрошены под расписку о неразглашении. Они показали, что после бегства супруги Гершау так расстроился, что с той поры отказался от прислуги. Он заявил им: «Вам нечего в доме делать, пока не вернётся в дом Эмилия». Но жалованье выдал за две недели вперёд. Так что горничная и повариха теперь не бывают в его доме, но вполне счастливы.

— В каком заведении ужин берёт?

— Не знаю.

— Итак, Гершау живёт в печали и анахоретом?

— Именно! — с готовностью подтвердил Мартынов. — За дни наблюдений его не посетила ни одна душа. Но самое грустное — не оправдались наши надежды: Эмилии нет в доме, не прячется она от Распутина, иначе обязательно себя проявила бы. Беседовали с тамошним дворником, он ничего сказать не умеет. Впрочем, Гершау уже сдаёт дела, будет переезжать в Петроград — на место новой службы, в генеральный штаб. Думаю, через неделю его в Москве не будет. И Распутин, слава Богу, за ним выметется.