Юлиан Стрыйковский - Пришелец из Нарбонны

— У меня уже свои покои?

— Да, рядом с нашими, на галерейке.

— Вот и чудесно. Будем встречаться.

— Я ведь еще маленькая.

На пороге комнаты его поджидал слуга, имевший негритянскую внешность. Он помог Эли снять сапоги, принес большой таз с холодной водой и терпеливо ждал с полотенцем на плече.

Эли рухнул на постель, покрытую покрывалом с черно-белыми квадратами. Рядом на столе горела восковая свеча. Он налил себе полный бокал пурпурного вина, выпил залпом, как простолюдин, не умеющий наслаждаться напитком, и мгновенно заснул.

Его разбудил все тот же слуга. Он принес на подносе холодное мясо и два апельсина. Овсяная лепешка была еще горячей.

— Как мне тебя называть? — спросил Эли.

Слуга что-то ответил по-арабски.

— Я не знаю этого языка.

— Абу-эль-Гассан, — он показал на себя пальцем и поклонился.

— Ты не говоришь по-кастильски?

— Аравит, аравит, — сказал он по-еврейски.

— У тебя родственники есть?

Абу-эль-Гассан кивнул головой и улыбнулся.

— Мусульмане?

— Мудехары [18] Мудехары — мусульманское население, которое оставалось на территории Пиренейского п-ова, отвоеванной испанскими государствами в ходе Реконкисты. Первоначально нм было разрешено сохранить свои земли, законы и обычаи, исповедовать ислам. После падения в 1492 г. эмирата Гранады их стали насильственно обращать в христианство. С этого времени они известны как мориски. .

— Это как тайные евреи. Мавры-новохристиане? Крещеные мавры?

— Да, — ответил он по-еврейски.

— И много их?

Абу-эль-Гассан неуверенно кивнул головой.

— В баррио живут?

Мавр громко прищелкнул языком.

— Не любишь кастильцев?

Абу-эль-Гассан громко прищелкнул языком.

— А евреев?

Мавр развел руками и обнажил в улыбке зубы.

Вскоре слуга отвел Эли в баню. Она располагалась позади построек, за садом с белыми маленькими колоннами. От цветущих апельсиновых деревьев исходил нежный запах. Посреди сада, в кольце подстриженных кустов барбариса, бил фонтан, в лунном свете отливающий серебром.

В купальне было темно. Желтый огонек светильника с трудом пробивался сквозь пар. С каменных стен стекали тонкие струйки воды. Пол тоже был каменным. На нем лежали деревянные доски. Купальня выглядела так, будто была высечена в скале.

Эли сбросил одежду и прыгнул в широкую кадь. Мавр потер ему спину хорошо намыленной мочалкой из морской травы, источавшей запах лаванды.

Гость окунулся, заткнув пальцами нос, вынырнул, головой отбросил назад длинные, распрямленные водой волосы.

Когда он вышел из кади, Абу-эль-Гассан набросил на него простыню.

— Ты родился в Кастилии?

Мавр несколько раз кивнул головой.

— И твои родители тоже?

Мавр снова кивнул.

— И не умеешь говорить по-кастильски? Может, ты делаешь вид?

Мавр не отвечал.

— Я понимаю, почему ты не любишь кастильцев. Так и должно быть. Но почему ты не любишь евреев?

— Ойев, — сказал он по-еврейски.

— Ты знаешь еврейский?

— Только это слово.

— И тебе этого хватает? Еврей — это не твой ойев. Евреи никому не враги, пока их не трогают и не принуждают отказаться от веры своих отцов. А мавры после принятия крещения чтут Магомеда?

— Одни — да, другие — нет.

— А твои родители?

Мавр молчал.

— Почему твои родители позволили себя крестить? Почему не защищались?

— Кастилец сильнее. Для нас конец. Гранада, — мавр рукой, как ножом, провел по горлу, — конец. Фердинанд войдет в Гранаду. Последний наш город.

— Я бы хотел научиться арабскому.

— Это просто.

— Найдешь мне учителя?

— Самого имама?

Эли опустил на землю простыню, и слуга подал ему белую мягкую накидку.

Когда они возвращались через нижнюю комнату, выходящую прямо во внутренний дворик, и стали подниматься по лестнице, в темноте на минуту появилась женская фигура.

— Кто эта женщина? — спросил Эли мавра, когда они оказались в алькове.

— Донья Марианна. Жена дона Энрике де Аструк де Сеньор. Дочь раввина дона Бальтазара Диаса де Тудела и доньи Клары.

На столике горела все та же свеча. Светлый круг лежал на полу вблизи постели, остальная часть комнаты тонула в полумраке. На стуле возле стены лежали переметные сумки.

— Кто их принес со двора? — спросил Эли.

— Не я, — ответил мавр.

Эли вытащил из сумок тяжелую серебряную шкатулку, полную монет, и шелковый кошель с вышитым Щитом Давида [19] Щит Давида ( Маген Давид ) — Гексаграмма, составленная из двух равносторонних треугольников, служит эмблемой иудаизма. В древние времена этот знак использовался разными народами, появился он и в еврейских синагогах. Официальным символом иудаизма стал лишь в XVII в. в 1897 г. Международная сионистская организация сделала этот символ своим знаком, а позднее его поместили на государственный флаг Израиля. , где были спрятаны тефиллин [20] Тефиллин (иначе филактерии ) — небольшие кожаные коробочки кубической формы, которые привязываются с помощью черных ремешков к левому предплечью и ко лбу. Содержат четыре фрагмента Торы, написанные на пергаменте. Тефиллин повязывают для чтения молитв. , книга с позолоченными уголками в переплете из телячьей кожи, пергаментный свиток, скрепленный печатью, и рубашка с глубоким вырезом. Все это он положил на стул возле постели.

Абу-эль-Гассан открыл кожаный сундук с железной оковкой и достал черную тунику, черные ноговицы, верх которых до середины бедра был очень пышным, и башмаки из мягкой сафьяновой кожи.

— Это мне? — спросил Эли, надевая рубашку с глубоким вырезом.

— Да, — Абу-эль-Гассан собрал с пола дорожную одежду гостя, положил ее в сундук, после чего поклонился и вышел из алькова…

Эли очнулся от скрипа дверей. Кто-то вошел на цыпочках, и двери закрылись. У него забилось сердце. Свеча уже не горела, только в открытое окно падал сильный луч лунного света.

— Кто там? — тихо спросил он, почувствовав, что вошла женщина.

Но это была не Каталина.

Распущенные волосы, спадающие на плечи, отливали серебром. Длинное платье медленно сползло на пол, обнажив гибкое темное тело. Он почувствовал запах фиалковых духов. Некоторое время женщина стояла, прикрыв ладонями грудь, потом опустила руки и, качнувшись, потихоньку пошла, легко поднимаясь на носках, приближаясь к его постели. Подойдя близко, она опустилась на колени и обняла голову Эли, легко прикоснувшись к его щеке раскрытыми губами. Он схватил ее за талию, привлек к себе, припал губами к груди.

— Кто ты? — спросил Эли, когда она выскользнула из постели и надела белое платье.

— Марианна, — женщина наклонилась над ним и поцеловала его в губы.

Кто-то постучал в дверь и, не заглядывая, пригласил к ужину. Эли поднял с пола рубаху, быстро надел черную тунику, ноговицы и сафьяновые башмаки.