Юлиан Стрыйковский - Пришелец из Нарбонны

Эли уселся рядом с ним.

В трапезной горела одна-единственная свеча и было темно.

Послышались шаги. Это был Йекутьель.

— Донья Клара вас зовет, дон Энрике.

Энрике с трудом поднялся.

— Где мои дети? — спросил он. — Где моя Изабелла? Моя Ана?

— Я пойду за доном Даниилом, — сказал Йекутьель. — И за раввином Шемюэлем Провенцало.

Дон Энрике, с трудом волоча ноги, поплелся в сторону темного коридора.

Эли вдруг показалось, что на галерее спиной к свету, падающему через открытые двери, стоит Марианна. Это была Беатрис, жена Даниила, старшего сына раввина дона Бальтазара. На звук шагов она обернулась.

— Слава Богу, что это вы, дон Эли. Я сидела одна в покоях и вышла, мне стало душно. — Беатрис держала руку на выпуклом животе. — Наверное, будет буря.

— Да, — он посмотрел на небо. — Кругом тучи, звезд совсем не видно.

— Значит, все-таки будет?

— Похоже на то.

— Я жду Даниила. Его позвала донья Клара. Его и Энрике.

— Семейный совет. Без женщин.

— Да. Так всегда бывает, когда происходит что-то важное. Даже когда речь идет о женщине. Наверное, я не должна такое говорить, но после первой брачной ночи у нас забрали простыни, и донья Клара разглядывала их вместе с мужчинами. Кажется, нехорошо, что я об этом рассказываю, правда?

— Нет-нет, рассказывайте дальше.

— Донья Клара говорит, что женщины глупы. Донья Клара не любит женщин. Она даже свою дочь Марианну не любила. Она любит только внучку Ану. Если нам чего-нибудь надо, мы всегда посылаем к донье Кларе маленькую Ану.

— А я убежден, что донья Клара необычайно всех любит.

— Да? Как бы я хотела, чтобы так было.

— Я пойду к себе, донья Беатрис, — Эли хотел попрощаться.

— Нет-нет, — попросила она. — Подождите вместе со мной Даниила. Он скоро вернется. Расскажет, что они решили. Хотя что тут можно решить… — Беатрис вздохнула. — Ведь это страшно. Как она могла? Оставить детей, мужа и такой дом, такой дом!

— Согласен, это страшно, — сказал Эли.

— Я бы пригласила вас к себе, но нельзя. Я одна.

— Пойдемте к вам, донья Беатрис.

— Но это не принято.

— Не страшно.

— Оставим двери широко открытыми.

— Хорошо.

— Какой вы добрый, дон Эли. Вас все хвалят. Даже донья Клара. А ее похвалу заслужить не так-то просто.

Они вошли в комнату. На столе в подсвечнике и в канделябре, свисающем с потолка, горели свечи. Зарешеченное окно в полукруглой нише, отделенной от остальной комнаты металлической ажурной ширмой, напоминающей ширму у доньи Клары, было приоткрыто, и сквозняк играл шелковой занавеской в черно-белую полоску.

— Не понимаю, как это могло случиться с нашей Марианной? — Беатрис уселась на стул с высокой и узкой спинкой. Ее живот еще больше бросался в глаза. — Это жестоко! Верить не хочется, что такое произошло в нашей семье. Бросить мужа ради христианина. Говорят, любовь слепа, и она сильнее смерти. Но я бы Даниила не бросила никогда и ни за что. Я полюбила Даниила после свадьбы, до этого я даже не видела его и не знала, что на свете живет какой-то Даниил. Лучше полюбить после свадьбы, чем до нее. Так оно вернее, правда, дон Эли?

— Ну, конечно, донья Беатрис.

— Может, и не пристало говорить о таких вещах с чужим мужчиной, но вы хоть и гостите у нас всего несколько дней, вы ближе, чем иной родственник. Иногда так бывает. Я бы могла пойти к Изабелле, но ее трудно застать дома. Маленькая Ана наверху, у прислуги Каталины. Энрике, как я уже говорила, позвала донья Клара. Дом пуст, как будто, не приведи Господи, все вымерли. Повсюду темно. Изабелла сидит где-то с Альваро. Может, в садике. Я против юноши ничего не имею, но это не муж для внучки раввина дона Бальтазара. Я права, дон Эли?

Эли ничего не ответил.

— Вот видите, и вы того же мнения. Только после свадьбы можно сказать, хороший ли это брак. Бедняжка Изабелла сказала мне, что покончит с собой. А такое, упаси Господи, случается. Несколько лет тому назад я еще замужем не была и жила не в баррио, а в Толедо, но и там рассказывали, что в реке утопились двое влюбленных. Связали себя веревкой и прыгнули в Тахо. Их тела долгое время не могли найти. Через три дня волны выбросили их на берег. В том месте камень лежит, а на нем были выбиты имена. Но кто-то их стер. Так и неизвестно, кто их выбил, а кто их стер. Но сведущий может прочесть: Диего Дарфьера, 20 лет, и Абигайль Абравалла, 17 лет.

— Абравалла? Дочь богатого купца Абраваллы?

— Да.

— Сестра Дова бон Цви?

— Да.

— А кто такой Диего Дарфьера?

— Сын гранда Дарфьеры, начальника города.

— Он до сих пор начальник?

— Да.

— И мстит баррио за смерть сына?

— Об этом я не слышала. Он уже стар. Диего был его единственным сыном… Но я не об этом хотела сказать. Думаю, что донья Клара не боится за жизнь Изабеллы. Бояться нечего, говорит она, Изабелла не самоубийца, в нашей семье это невозможно. И еще говорит: в моей семье любят того, кого надо. Но я вам скажу по секрету, только прошу меня не выдавать, что сама донья Клара когда-то любила одного человека из тех, кого не надо любить. В ранней молодости донья Элишева, жена дона Абраваллы, и донья Клара были влюблены в одного юношу. Но его родители не захотели донью Клару, она была им не чета, ее отец не был главным раввином Кастилии, вот они и предпочли донью Элишеву, невесту из знатного рода.

— Интересно…

— Очень рада, что вам это интересно. Я, когда рассказываю, забываю о страхе. Благодарю вас, дон Эли.

— Я тоже рад.

На пороге стояла Изабелла.

— Как хорошо, что у тебя горит свет, дорогая Беатрис. Можно к тебе? И дон Эли здесь? Во всем доме пусто и грустно.

— Проходите, пожалуйста. Нам будет веселее.

Вслед за Изабеллой показался Альваро.

— Садитесь, мои дорогие. Может, хотите что-нибудь съесть? А вы, дон Эли? Может, вина? — спросила Беатрис.

— Оставь, Беатрис. Ничего не хочется. Ах, Боже! — Изабелла села в кресло.

— А где Ана? — спросил Эли. — Неужели она одна дома?

— Она у Каталины, — ответила Изабелла.

— А ей не пора спать?

— Ана может спать у Каталины. Она у нее любит спать.

— Пойду за ней наверх, — предложил свою помощь Альваро.

— Никуда не ходи!

Альваро подчинился.

— Это уже конец.

— Не говори так, Изабелла.

— Не говори так! Не говори так! Только это и слышу!

— Альваро прав, Изабелла. Сейчас придет Даниил и все расскажет.

— Что он может рассказать? Он уже ничего не может нам рассказать, — Изабелла вздохнула. — Это конец.

— И о тебе наверняка была речь, — сказала Беатрис.

— О, да! Увы! Я ничего хорошего не жду.

— Не теряй надежды. Ведь не может быть столько бед в одной семье, правда? — Беатрис обратилась к Эли.

— Я тоже так думаю.

— Одно дело — беда для бабушки, а другое — для меня.

— Тихо! — Беатрис подняла голову.