Евгений Кузнецов - Княжий сыск. Ордынский узел

— Редко которые своими ножками отсюда выходят. А ты резвый, попрыгунчик, сесть не успел, как выпустили. Поди, всех вкруг себя облыжно обнёс, чтоб самому выпутаться?

— Своих, борода, мы не сдадим никогда.

— Ну-у, — не поверил воротинщик, — сто лет тут стою, а такого не слыхивал.

— Маловато, значит, стоишь. Ещё столько простой — сам убедишься, что бывают в жизни чудеса.

Воротинщик громко заржал, а мне его щербатая разбойничья рожа показалась вдруг невыносимо милой. Я любил весь мир.

— Пойду, дядя. Здоровья твоим деткам.

— Ну, иди, иди…

Я снова заглянул в Данилов монастырь. До назначенного мной часа, когда Корнея и Салгар выпустят на свободу, оставалось меньше двух суток. Мне следовало поторопиться к ним, но очень захотелось проверить мысль, пришедшую на ум в кремлёвской яме. Коня я вернул себе с легкостью; значительно труднее было выцарапать меч, но и его, в конце концов, мне выбросил старший из охраны княжьего терема.

— Хоть бы почистил, Аника-воин! — рявкнул старый рубака.

Было видно: он горько обижен на жизнь, не поставившую меня под его начало.

— Накопи́тся — само отвали́тся, — огрызнулся я и окончательно испортил ему день.

В монастыре ничего не изменилось, разве что окружающий лес налился летней силой. Отец Нифонт как всегда был в работе. Подоткнув за пояс полы рясы, он с топором в руке стоял возле свежерубленного домишки и давал указания ползавшему по не до конца обустроеной крыше послушнику Елеферию.

— Здравствуй, воин Сашка. Зачастил, балуешь старика, — обрадовался Нифонт. — Поможешь крышу докрыть? Я староват там лазать, а у Елеферия в руках не бывало. Или ты уже забыл плотницкое рукомесло?

— Забыть не забыл, отче, да недосуг: сам за помощью явился.

— Жаль. Эй, раб Божий, спускайся, гости у нас, — святой отец огляделся, сунул топор под порог и перекрестил его, — сохрани, Господи! Это мы келейку для Елеферия рубим. Так, что у тебя стряслось? Пойдём ко мне, там потолкуем.

Второй пересказ событий последнего месяца дался мне легче. Я вообще упростил его до предела, сказал, что, волею судеб, оказался втянут в расследование смерти княгини Кончаки, и кратенько упомянул о некоторых приключениях в Твери.

— Ничего себе! — по-мальчишески присвистнул Елеферий-Семён.

Отец Нифонт нахмурился:

— Я ведь, Саня, ещё в прошлый раз догадался, что ты не зря про Кончаку любопытничал. Что же дали твои розыски?

— Отравили её. Но Михаил Тверской в том не виновен.

Отец Нифонт выглянул из келии, затем поплотнее затворил дверь:

— Кто ж тогда?

— Ты говорил: ищи, кому выгодно…

— Нашёл?

— Кто исполнял — сами меня нашли, кто заказывал музыку — нет. Правда, подозрение есть, да его проверить бы надо. Вот и хотел кой-чего у Семёна спросить, — я оборотился к послушнику. — Помнишь, ты суздальскую княжну упоминал в разговоре?

— Помню, конечно, — Елеферий хитренько прищурил свои белобрысые гляделки. — Сказать, где её сельцо?

Ну, на ходу подметки рвёт, желторотик.

— Где?

— А меня с собой возьмешь?

Я не успел ответить, как сухая длань отца Нифонта звонко хлопнула по столу:

— Брысь, малявка! Прости, Господи… Ой, Сашка, с огнём играешь. И парнишку туда тянешь. Что ж ты, душегубов на московской стороне искать собрался?

— Парнишку я с собой брать вовсе не собирался, это уж сам он захотел. А мне побывать там надо: от этого зависит жизнь и судьба трёх человек. Да и моя, пожалуй, тоже.

— Ну и не скажу про село, — надул губы послушник.

Отец Нифонт долго молчал. Молчали и мы с Елеферием.

— Хорошо. Будь по-твоему, помогу тебе, — святой отец вытянул эти слова из себя, как клещами. — То село я и сам хорошо знаю. До него часа четыре рысить.

Отче Нифонт опять помолчал, повздыхал, и снова взялся за клещи:

— Ты, это… если отпущу… послушника с тобой, глупости творить не будешь? Боязно за него. Но и одному тебе ехать не сподручно… Уговорю отца келаря дать лошадку из монастырской конюшни.

— Благославляете, батюшка?! — просиял Елеферий.

Отец Нифонт поднялся, и, обняв обоих, мягко ткнулся лысиной в наши животы.

— Один наказ: если хотите жить, никогда и никому не рассказывайте о том, что узнаете. Очень хочу видеть вас целыми и здоровыми, дети мои.

— Никогда и никому! — торжественно сказал я. — Как и обещал сегодня князю Ивану Даниловичу. Никому, кроме друзей!

Село суздальской княжны было не в пример беднее нашего. Десятка два домов под соломенными кровлями, пруд, обросший ивами и молодыми дубками, пашни по краям села, отгороженные невысокими жердяными изгородями-отводами, не позволявшими скотине уйти в поле. Собственно, село нас не интересовало. Жилище знахарки нам указал запозднившийся мужичок-пахарь, бороздивший сохой свою полосу неподалёку от въезда в село:

— А карга-то не в селе живёт! Вы вот на эту тропку сворачивайте, дальше через болотце, через ручей, а там и дом её увидите. Что, заболел кто?

— Заболел…

— Ну, она поможет. Хочь грыжу вправит, хочь зубную боль заговорит.

— Зубы, земляк, мы сами заговаривать умеем. Вот мозги бы кто вправил.

— У-у, не сумневайтесь. Что надо, куда надо, туда и вправит. Она всем знахарям знахарь! — мужичок развеселился, довольный тем, что можно на немного оторваться от работы и побалагурить. Мы повернули коней на тропу.

— Она и почечуй отваром лечит замечательно, — крикнул он нам вослед, наблюдая, как Елеферий наискось устроился в седле после многочасовой непрерывной скачки.

Даже с таких подробных описаний найти избу знахарки оказалось непросто: вокруг стоял какой-то содомски запущенный лес, полный гнилых поваленных дерев и густо выдуревшего кустарника, среди которого преобладала смородина. Едва мы впоролись в эту чащу, поднялся невообразимый птичий гвалт, и в начинающее по-вечернему багроветь небо взмыла туча галок.

— Это бабка, что ли, живность развела? — озираясь по сторонам, прошептал Елеферий.

Мне стало смешно:

— Ты чего, христов воин, заробел? С тобой же вся крестная сила! Вот, смотри, уже приехали. Тебе здесь даже и понравится.

Договорить я не успел, прямо перед мордой моего жеребца невесть откуда, как из-под земли, выросла высокая старуха в чёрном платке и чёрном рваном безрукавом шугае. Дополняли наряд чёрная юбка, волочившаяся подолом по траве, и несколько рядов кроваво-красных бус.

— Здравствуйте, молодцы. Ищете что? Или кого?

Голос старухи прозвучал вполне миролюбиво. Оправившись от лёгкого родимчика, мы тоже приветствовали бабушку. Мой вещий каурка, однако, нутряно всхрапнул, поджал уши и попятился, кося на меня глазом: «нюхом чую, не туда заехали…».

— Нам бы Евдокию Ниловну увидеть, дело к ней, — объяснил Елеферий.