Юлия Нелидова - Дело о сорока разбойниках

– Иван Несторович, довольно, – прервал его Дункан-Розенбах и с наигранной горечью вздохнул, даже голову театрально склонил, актеришка. – Вы стали жертвой иллюзии. Вы пережили плен, значительную кровопотерю, черепно-мозговая травма, в конце концов, вы прошли немалый путь по пустыне, вы перенесли малярию в Самарканде и обнаружили недюжинную храбрость в сражении с холерой в Ташкенте. Семь ночей вы провели, а то и больше, пересыпая трупы на сартских кладбищах хлорной известью. Этот подвиг стоил вам изрядно потрепанных нервов. Еще и знакомство с Элен Бюлов в недавнем прошлом. Поймите наконец, что вы все это время продолжали жить страхами и иллюзиями. Былое тяготит, забывается с трудом.

– Да и случай с тигриной шкурой не из самых тривиальных, – вставил капитан. – Не вы один впали в заблуждение, не вы один.

С каждым услышанным словом Иван Несторович зеленел и синел.

– Не выйдет в очередной раз выдать меня за сумасшедшего, – процедил он, сжимая кулаки.

– Я говорил с врачами и персоналом госпиталя… – продолжил психиатр, потом осекся, оглянулся на капитана, солдат, молча слушавших и, верно, ждавших, чем закончится эта странная перепалка. Он чуть тронул рукав Иноземцева, указав куда-то вперед. – Будьте любезны на два слова. Это очень личный разговор. Я бы не хотел сообщать сии неприятные новости при всех. Я не преследую цели унизить вас.

Иван Несторович невольно поддался, продолжая сжимать кулаки. Оба отошли в сторону.

– Я говорил с персоналом госпиталя, – шепотом начал Дункан. – Не только коллеги, но и я, мы все серьезно переживаем за ваше здоровье. Вы должны признать, что всецело погружены в некий выдуманный мир. И не отрицайте того, что говорите сами с собой и с призраками, которыми себя окружили. Живые люди не представляют для вас никакого интереса, и с каждым днем ваше состояние усугубляется и может вылиться в настоящую катастрофу. Вы врач, и вам должно быть хорошо известно, как скоро подобные индивиды превращаются, в конце концов, в маньяков и убийц, озлобившихся и одержимых. Сам Тверитинов тотчас собрался подписать указ о вашем увольнении, едва узнал, каким вы невменяемым бываете человеком. Но ваши заслуги, Иван Несторович, они тем не менее высоки, их никто не отрицает. Надо лечиться, надо выходить из этого омута, я вам советую не затягивать. И принять госпитализацию, советы врачей, которые готовы помочь вам.

Это было какое-то чудовищное дежавю. Иноземцев слушал Дункана, а перед собой видел лицо то доктора Белякова из Обуховской больницы, что беспокойным отделением заведовал, то Боровского, который ему про стенокардию все твердил, будто гипнотизер какой. Все трое окружили Иноземцева и наперебой верещали: «черепно-мозговая», «грудная жаба, любезный, а может, миокардит уже», «госпитализация», «маньяк и убийца».

– А теперь еще эта проклятая Элен Бюлов! – хором воскликнули они. – Вы явились к его высочеству с несусветными требованиями и заявлениями. И едва не заставили нас поверить, что Николай Константинович покрывает преступницу. А господин Романов, вы это прекрасно знаете, и без того в незавидном положении. Любое неловко оброненное в его сторону слово может закончиться для него плачевно. Вы едва не подвели его к стенке. За госпожу Бюлов его могли приговорить к расстрелу, вы это осознаете?

При этих словах Иноземцев вздрогнул, очнулся от наваждения, отступил назад и в ужасе поглядел в сторону, куда только что удалился князь. И такое горькое чувство его охватило вперемешку со страхом и замешательством, что он едва не поверил словам Дункана и не вскрикнул: «Господи боже, что же я наделал!»

– Но этот поход дал возможность убедиться, что и зверь, и девушка, – наступал Дункан, – плоды вашего воображения. Вам было худо от тюремного заключения и от всех неприятностей, что обрушились на вашу голову после знакомства с этой авантюристкой. Вы любили ее, вы потеряли ее, но воссоздали в своих фантазиях, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту внутри себя, создали за отсутствием близких, друзей. Такое поведение вполне типично для одиноких и чурающихся мира людей. Часто случается, что жертва привязывается к своему мучителю. Сами посудите, взгляните трезво на всю эту историю, некогда уже произошедшую с вами – гиена обернулась тигром, так кстати мелькавшим слухами, юркий и изворотливый басмач стал Элен Бюлов для вас. К чему все это привело тогда? К смирительной рубашке… Вам ее не хватает, признайте, Иван Несторович, вам не хватает госпожи Бюлов, вы ждете ее, как приговоренный палача, мечтаете вновь оказаться в желтом доме! И только сей факт, что вы душевно неустойчивый человек, позволит, возможно, господину князю простить вам те неудобства, которые вы ему причинили своим заблуждением.

Каждое произнесенное психиатром слово обрушивалось на бедную голову Иноземцева тяжелым молотом. В присутствии офицеров, князя, фельдшера из госпиталя и еще двух сотен солдат его объявили безумцем, и глазом не моргнув. Самое страшное было то, что он не был уверен в собственной правоте, а психиатр оказался на редкость убедительным.

– Я докажу, что она была, – проронил доктор в отчаянии. – Более того, она и сейчас здесь. Обыщите все пещеры, она не могла далеко уйти. Вам, лично вам, господин… Розенбах, на руку мое безумие. Но какую цель вы преследуете – мне неведомо. Месть? Мне? Но за что? Очередная чиновничья махинация?

– Иван Несторович, примите как данность. Вы больны.

– Я докажу, – шептал Иван Несторович, – я докажу, я найду ее, она здесь…

И, развернувшись, дрожа как в лихорадке, направился к обрыву.

Горные вершины манили, притягивали, словно шепча: «Сделай шаг, и мы тебя примем в свои объятия! Иди сюда, иди, укроем мягкими кронами деревьев и теплым песком, гравием присыплем, тебе будет сладко уснуть!»

Сколько раз он был обманут, Иноземцев потерял счет.

Врали все, а он верил. От женщины, сводившей его с ума много лет подряд, до высоких начальников и проклятых психиатров, прикидывающихся добряками.

Ложь черной тенью следовала за ним по пятам. Его доверчивостью играли точно мячом, им самим играли, как стая кошек полусдохшей мышью, заставив, в конце концов, закрыться, спрятаться, возненавидеть весь людской род. Уже несколько лет Иноземцев жил и не верил никому и ничему. А теперь, что же, перестать полагаться и на собственные глаза и уши? Поверить, что стал жертвой собственного воображения и глубинных фантазий? Да еще сделал участниками этих фантазий других людей, едва не навлек на них беду и, быть может, вскоре станет самым настоящим маньяком?

Но могло ли случиться, что на самом деле… так оно и есть?

А ведь коварная реальность, будто дрова, подбрасывала в зарожденную в его мозгу маленькую искорку иллюзии. В бреду, увидев Ульянку барсакельмесской пери, сказками да преданиями, о которой ему поведали в пути текинцы, он тем не менее нашел в себе благоразумие не поверить в это. Но слухи о Бродячем Тигре вились вокруг него, точно стая ос, преследовали от самого Узун-Ада до Ташкента, заставляя сердце сжиматься от страха. Каждый раз, слыша о чудесных похождениях банды Юлбарса, он не мог не допустить, что столь тонкая манера поведения разбойников – продукт работы извращенного ума девушки. Да все кругом только и твердили, что Юлбарс не простой басмач, а непременно какой-то особенный.