Михаил Хейфец - Секретарь тайной полиции

Партия за последнее время необычайно расширилась: ее люди работали на многих заводах и фабриках, они проникли в армию, связались с флотскими экипажами; не было в России университетского города или промышленного центра, где бы не действовали группы народовольцев. И поэтому Михайлов считал, что оставлять революционную контрразведку в прежнем, кустарном виде, больше было невозможно: сведения о провокаторах и агентах слишком медленно доходили до всех ячеек организации, и слишком мало использовались они в ее практической деятельности. В мозгу великого организатора зародился план создания новой, широкой сети для борьбы с тайной полицией. Во главе ее он наметил поставить своего друга Александра Баранникова.

Оба Александра дружили с детства. Потом один из них, Михайлов, стал студентом-технологом, а другой, Баранников, — юнкером Павловского училища. Несколько лет назад мундир, фуражку и сапоги юнкера Баранникова полиция нашла на льду, около проруби, и тогда же записала «несчастного» в самоубийцы. А в подпольном мире с той поры появился Иннокентий Кошурников, или товарищ Порфирий. Именно он принимал участие в казни шефа жандармов Мезенцева, именно он изготовил под руководством опытных техников динамит для покушения. Лучшую кандидатуру на трудную и очень ответственную должность начальника революционной разведки трудно было представить.

По приказу Михайлова Наташа послала Клеточникову открытку, что хочет его видеть, и в назначенный день на ее квартире появились оба — Дворник и Порфирий. Увидев Порфирия, Наташа расцвела. Он приходился ей родственником — был мужем старшей сестры Марии. Девушка затормошила, зацеловала зятя, забросала его вопросами о своей старшей сестре.

— Маришка в Москве, — радостно басил Баранников. — Вот он, злодей Дворник, нас разлучил, Тебе письмо прислала, из него все узнаешь.

Он протянул маленький конверт: Наташа ахнула, выхватила письмо из его рук, волнуясь, оторвала краешек письма вместе с конвертом, топнула ногой от злости на себя, сложила лоскуток с листком и погрузилась в чтение. Стало тихо. Несколько раз Наташа перечитывала маленькое письмо, потом неожиданно и совсем по-детски свесила голову на грудь и тоненько-тоненько всхлипнула. Михайлов предчувствовал это…

Между сестрами были сложные отношения. С детства завидовала Наташа своей любимой и ослепительно красивой Марии. Сестру всегда окружали самые умные, самые интересные люди их родного Орла. Умную, смелую Марию постепенно узнали подпольщики многих городов России, и за право считать ее членом своей организации соперничали лучшие тайные общества народников. Она была единственной женщиной, которую пригласили делегатом на учредительный съезд «Народной воли» в Липецк.

А теперь Мария сообщала сестре, что она вместе с товарищами действует в Москве.

«А как ты живешь, маленькая?» — спрашивала сестра Наталью.

Что могла ей сообщить Наташа! Что ничего не делает, что бесполезно теряет лучшие годы, прозябает в четырех стенах, сама не зная, зачем и кому это надо…

— Не могу больше… — плакала девушка, — не могу я больше так жить! Всегда одна, всегда одна. Как в тюрьме сижу, в одиночной камере. Все люди работают, рискуют, любят, борются, а я… За что меня так? Я с ума сойду, сойду с ума от одиночества, от тоски. О-о!

— Да что ты, Наташенька, милая! — кинулся утешать ее ошеломленный Порфирий.

— Целые дни одно и то же, одно и то же, — слабо отталкивала его Наташа. — Нигде не показывайся, ни с кем не знакомься, никого не встречай. «Наташенька, твоя главная и единственная задача — отвести все подозрения», — передразнила она Дворника. — Раз в неделю на глазах у соседей я выпроваживаю, целую жениха, которого не знаю даже по фамилии, и в этом вся моя подпольная работа. Уже скоро год, Саша! Целый год это длится! Год жизни!

— Но это очень важно! — подал голос Михайлов.

— А Мария живет как настоящий- человек, — не слушала девушка. — Она действует! Я тоже человек, я хочу счастья. Совсем немного счастья. Пусть я умру, пусть меня сгноят, повесят, но в деле, а не как слепого крота, который сторожит подземную нору. Не знаю, что я сторожу, ничего не знаю…

«Извелась девица, — с болью подумал Михайлов. — Понять ее можно — отреклась от мира, пошла на подвиг, а ее посадили караулить пустую квартиру. А что делать? Заменить? Невозможно. И нежелательно даже объяснять ей смысл того, что происходит здесь, на квартире. Тайна, абсолютная тайна до сих пор спасала Клеточникова, а вместе с ним десятки наших людей. Девица даже не подозревает, что доверили ей. Самую ответственную партийную явку! А она, глупая, думает, что прозябает. Ну что с ней делать?! Как прекратить истерику? Уже Клеточников скоро придет. Ах, как нехорошо все сложилось…»

Он погладил ее косы, Баранников вытер платочком мокрые глаза — и всхлипывания стали тише. А когда в награду за хорошее поведение ей обещали скорую смену и участие в «охоте на русского медведя», девушка совсем успокоилась.

И как раз вовремя. Потому что раздался звонок, и в квартиру впустили «жениха». Слегка удивленный присутствием незнакомого человека, а еще более распухшими от слез глазами Наташи, он был молчалив даже более, чем обычно. Поудобнее усевшись на любимую кушетку, Николай Васильевич безмолвствовал, ожидая разрешения Дворника начать очередной доклад.

Наконец тот кивнул…

Доклад не обошелся без упреков: Клеточников был недоволен долгим отсутствием Михайлова в Петербурге. Добытые им срочные данные довольно долго пролежали неиспользованными, и полиция кое-кого успела схватить. Михайлов представил Николаю Васильевичу Порфирия как нового связного Центра и обещал в дальнейшем никогда, ни при каких обстоятельствах не допускать долгих перерывов связи.

Совладав с дурным настроением, Николай Васильевич приступил к делу.

— В работе Третьего отделения, точнее в работе нашей агентуры, существует в настоящее время три направления. Первое связано с этим человеком…

Он достал из кармана черный кожаный бумажник и нетерпеливо извлек из него маленькую фотографическую карточку.

Аппарат запечатлел на ней молодого человека с несколько одутловатым лицом, на котором выделялись крупный, слегка удлиненный на конце нос и суженный кверху лоб. Небольшая квадратная бородка придавала лицу мужественное выражение, но странное впечатление оставляли глаза. Казалось, молодой человек однажды удивился, да так с тех пор и удивляется, вопрошая людей о чем-то сложном и непонятном.

— Гришка… — прошептал Дворник.