Михаил Хейфец - Секретарь тайной полиции

В Петербурге продолжали радоваться. Кирилов чувствовал себя помолодевшим на двадцать лет. В компании с любимцем министра, прокурором Плеве, он готовил грандиозный процесс — первый процесс «Народной воли». Четыре члена Исполкома, большая группа типографских работников, подпольный паспортист и шестеро рядовых террористов — это была для него огромная удача. Ах, этот золотой Гришка, он сделает Кирилова тайным советником! Если бы еще удалось уломать его и уговорить стать формальным свидетелем на суде — вот получился бы эффект! Но пока об этом нельзя было и думать всерьез. Даже на допросах Гольденберг продолжал молчать, как глухонемой, а уж что говорить о суде…

Одно маленькое обстоятельство смущало Кирилова в эти счастливые январские дни, когда к нему потоком шла информация из Одессы. Будто специально для того, чтобы испортить настроение, чтобы напомнить о недремлющих «кротах» «Народной воли», несносный педант Николай Клеточников притащил запечатанное отношение главного архитектора города. Тот, наконец, дал ответ на запрос Третьего отделения о чертежах, обнаруженных у Квятковского.

Кирилов нацепил на нос так называемые «рабочие очки» в роговой оправе, разорвал конверт и заглянул в самый конец отношения. Там всегда излагалась суть дела: а до подробностей шеф не был охотник, оставляя их изучать секретарю.

Пробежав подчеркнутую строчку, он испуганно выронил бумагу из вспотевших рук и забормотал:

— Николай! Слышишь, а, готовь донесение министру двора. Необходимо обыскать Зимний. Срочно. Очень.

Он устало опустился в кресло, стиснул голову ладонями и шепнул:

— Страшно, Николай. Знаешь, что это?..

Чертежи, найденные при обыске, оказались наброском парадной столовой императора всероссийского Александра II.

Осмотр, конечно, произвели, и не один. Необычайно усилили охрану дворца. Но день проходил за днем, а ничего не случалось. И постепенно Кирилов позабыл за последними успехами о странных чертежах, найденных у Квятковского. Мало ли что могло заваляться у этого человека! Может, с его арестом все дело-то и кончилось.

Но Клеточников не забыл…

Он помнил и ждал.

И дождался.

5 февраля 1880 года, в четыре часа пополудни, на углу Невского и Адмиралтейской улицы встретились два человека.

Первым пришел интеллигент. Он глубоко нахлобучил на голову фетровую шляпу и отпустил такую пышную окладистую бороду веером, что даже близкие знакомые не сразу узнали бы в нем Тараса — Андрея Желябова, нового члена Распорядительной комиссии, назначенного туда взамен арестованного Александра Квятковского.

Тарас потянулся было в карман за часами, но как раз в это мгновение мимо него прошел странный мастеровой, спьяну, видно, выскочивший на улицу по-летнему, без пальто. Мастеровой безразличным тоном, без всякого выражения бросил Тарасу на ходу:

— Готово! — и тотчас грянул взрыв в Зимнем. В дворцовых окнах погас свет. Из пролома взрывом выбросило наружу обломки мебели, куски штукатурки, покореженную утварь…

— Убили!

Огромные массы народа начали стекаться со всех концов ко дворцу и следили за флагштоком, готовые снять шапки, как только флаг сползет вниз. Откуда-то пополз слух, что император убит, а вместе с ним убиты наследник, министры и охрана…

— Пойдем отсюда, — тронул за локоть мастерового Тарас. — Всё дома узнаем. Здесь нельзя — Халтурин известен слишком многим. Слышишь, Степан, пойдем.

Когда они свернули на Невский, навстречу пронеслась хорошо знакомая петербуржцам карета шефа жандармов: Дрентельн в сопровождении своих помощников торопился во дворец.

До последнего мгновения генерал надеялся, что, может быть, это взорвались какие-нибудь трубы. Тщетно! Уже самый поверхностный осмотр подтвердил, что взрыв произведен динамитным зарядом. Центр взрыва предположительно находился в подвальчике, где жили дворцовые столяры. Динамит пробил потолок, разнес караульное помещение в первом этаже, проломил междуэтажное перекрытие и обрушил пол в царской столовой. В той самой столовой, план которой нашли жандармы у народовольца Квятковского.

Было убито одиннадцать гвардейцев охраны, пятьдесят шесть телохранителей царя получили тяжелые ранения.

Но слухи насчет гибели царя и его семьи оказались ложными: Александр II уцелел. Его спас случай. Обычно пунктуальный во всех дворцовых выходах и приемах, царь на этот раз заболтался с приезжим родственником, братом царицы — Принцем Гессенским, и опоздал к обеду. Говорили, что такое опоздание бывает не чаще чем раз в десять лет; но на этот раз оно послужило спасению «августейшей семьи» от гибели.

По приказу шефа жандармов все выходы из дворца были немедленно перекрыты.

Обитателей Зимнего проверили поименно. На месте оказались все, кроме столяра Степана Батышкова.

Может быть, он погиб при взрыве?

— Нет, Степан дома не был, — уверенно заявил следователю пожилой мастер-краснодеревщик. — В тот час мы как раз евонный день рождения в трактире обмывали. И жандарм наш тоже со Степаном пил. Куда он делся, Степан? А в аккурат за полчаса до взрыва упился и, как был, без пальто попер на улицу. Мы у него еще кошелек прибрали, чтоб с деньгами не улизнул: взялся угощать — так угощай. Что, ваше благородие? Нет, особого за им ничего не заметно было. Смирный парнишка. Деревня-матушка, совсем смурной такой. Все, бывало, чесал в затылке, как мы калякать начнем. Куды делся? А сиганул, ваше благородие, по пьяному делу. Со страху спрятался. Шутка сказать — такой взрыв во дворце.

Узнав об этом, шеф жандармов распорядился не-медленно отпечатать две тысячи фотографий Батышкова и с одной из этих карточек явился к Александру. Но, едва взглянув на императора, Дрентельн почувствовал: распоряжение о фотокарточках, пожалуй, оказалось последним его приказом по жандармскому ведомству.

Худое, тонкое лицо глянуло на Александра II с маленькой фотографии, переданной шефом жандармов.

— Помню его, — вздохнул царь. — Часто лакировал мебель в моем кабинете. Красивый, видный мужик, гибкий — я думал, кавказец, — только усмехнулся Александр. — Мог спокойно зарубить меня обыкновенным топориком в моем собственном кабинете. Так вы собираетесь найти этого Батышкова, генерал? Боюсь, что после семи покушений я не могу по-прежнему доверять моему Третьему отделению. Ведь если верить мадам Ленорман, — нашел в себе силы пошутить он, — после очередной вашей ошибки мне при любом исходе уже не понадобятся ваши услуги. Попробуем придумать что-нибудь новенькое, а, генерал?