Виктор Глебов - Жажда

– Какие же? – спросил я.

– Во-первых, лезвие прошло не просто рядом с ребрами, а задело их. Следовательно, оно должно было оставить на костях царапины, причем довольно глубокие. Ведь удар был нанесен с немалой силой. Однако ничего подобного нет. Оружие просто скользнуло по ребрам, не повредило их. Если это сабля, то заточена она только с самого верха. Во-вторых, на краях и внутри раны я обнаружил вещество, химический состав которого называть не стану – вы все равно ничего не поймете. Скажу лишь, что раньше его использовали для морения дерева. Довольно старый рецепт.

– Насколько старый?

– Столяры перестали пользоваться этим составом примерно восемьдесят лет назад.

– Откуда вы знаете?

– У меня им пропитана мебель. Я любитель антиквариата, – Мериме улыбнулся одними губами. – Мое маленькое хобби, как говорят англичане.

– Зачем нужен этот раствор? – спросил я, подходя к трупу женщины, которую никто не смог опознать.

– Он придает деревянным изделиям необычайную прочность, – ответил доктор.

– А не мог этот состав быть пролит на землю перед тем, как туда упала жертва? Ведь тело лежало, а рана сквозная. В нее могло попасть что угодно.

– Можно проверить, нет ли в почве следов раствора, но я вас уверяю в том, что в рану этот состав мог попасть только вместе с оружием.

– Понятно, – сказал я и остановился перед последней жертвой.

Черты ее лица заострились, но все же оно было красивым. На какое-то мгновение мне показалось, что я видел эту особу раньше.

– Стало быть, последние две женщины были убиты клинком, смоченным в растворе, используемом для морения дерева. Я вас правильно понял, доктор?

Мериме хмыкнул и проговорил:

– Я сообщил факты, а делать выводы не берусь. По-моему, все это выглядит абсурдно.

– Почему? Если кто-то хотел навести подозрение на человека, имеющего подобный раствор, то он вполне мог натереть им орудие убийства.

Доктор выглядел озадаченным.

– Например, на столяра-мебельщика? – спросил он. – Я же вам говорю, что этот состав давно не используется.

– Однако вы о нем знаете.

Мериме развел руками.

– Можете приготовить?

– Хотите, чтоб я это сделал?

– Нет, просто интересуюсь, знаете ли вы рецепт.

– Знаю, разумеется.

– Тогда почему он не может быть известен кому-то еще? Это ведь хороший раствор, я вас правильно понял?

– Отличный. Только изготовить его не так уж и просто. Не каждый мебельщик сумеет это сделать.

– Поэтому им и перестали пользоваться?

Мериме кивнул.

– Но кто-то ведь может и продолжать. Например, тот мастер, который хочет выдать свои изделия за старинные или живет в глуши и не имеет возможности пользоваться современными средствами.

– Вы имеете в виду людей, держащих мастерские в Кленовой роще?

– Я не исключаю, что преступник хочет заставить полицию думать, будто убийства совершил кто-то из мебельщиков.

– Понимаю, – протянул Мериме. – Не слишком ли изощренно для деревни?

– Все зависит от личности убийцы. Нужно выяснить, кто пользуется этим раствором, не пропадал ли он у кого-нибудь. Если да, то станем искать его похитителя.

– Чтобы смочить клинок, достаточно пропитать им какую-нибудь ветошь, – заметил доктор.

– Тогда будем искать ветошь.

– Вы думаете, что злодей проткнул женщин насквозь палкой, обмотанной тряпкой и пропитанной для пущей крепости этим самым раствором? – спросил Мериме.

Я внимательно посмотрел на него и спросил:

– Вы это серьезно?

– Почему бы и нет? Я же говорю, что дерево становится крепче камня. Кроме того, орудие убийства слишком толстое для сабли.

– По-моему, использовать сталь куда практичней.

Доктор пожал плечами и заявил:

– Я лишь высказал предположение.

– Благодарю. Как вы считаете, ингредиенты сего раствора можно достать в Кленовой роще?

Мериме медленно покачал головой и ответил:

– Сомневаюсь. Скорее уж в Петербурге. Если хотите, я составлю список реактивов, а вы проверите, продаются ли они в округе.

– Давайте.

Мериме сел за стол, взял лист бумаги, придвинул к себе чернильницу, обмакнул перо и начал писать. В морге воцарилась тишина.

– Во всяком случае, версия о непреднамеренном убийстве отпадает, – заметил я, чтобы нарушить ее. – Если, конечно, злодей и в самом деле предварительно смазал клинок, чтобы отвести от себя подозрение.

– Да, – согласился Мериме, не прекращая писать. – Но если орудие убийства деревянное, то это могло быть что угодно. Хоть обломок старой мебели, валявшийся на земле. В таком случае преступление было совершено, скорее всего, спонтанно.

– Этот пожар совершенно некстати. Он оттянул на себя всех людей. Из-за него у меня связаны руки, и я вынужден бездействовать.

– Пожар всегда некстати, – отозвался доктор, встал и протянул мне исписанный листок. – Вы, между прочим, до сих пор не рассказали, что выяснили за день. Почему бы нам не прогуляться и заодно не обсудить все на свежем воздухе?

Я с радостью согласился. В морге было прохладно, но пахло отвратительно.

Мы вышли на улицу, доктор запер дверь. Уже совсем стемнело, и луна ярко сияла на черном небе. Перекликались псы.

По дороге я рассказал Мериме обо всем, что узнал за день, в том числе и об имении Вышинских. Доктор слушал меня внимательно.

Когда я закончил, он некоторое время задумчиво молчал, потом спросил:

– Петр Дмитриевич, а вам не кажется, что в свете сведений, добытых вами, возникновение пожара выглядит довольно подозрительно?

– Вы хотите сказать, что это поджог?

Мериме кивнул.

– Именно.

Я был удивлен подобным предположением. В наших деревнях – да и уездных городах – пожары не редкость. Случается, выгорают целые улицы. А уж при такой-то сухости…

– Но зачем палить харчевню?

– Не знаю. Но там, где мы трапезничали, над камином висел портрет Вышинских. А теперь он сгорел, я полагаю.

– Ну и что? Кому до него дело?

Мериме пожал плечами.

– Вы приехали расследовать убийства, заинтересовались картиной, и вот ее уже нет.

– Подозреваете в поджоге Бродкова? Что такого важного для меня могло быть изображено на портрете?

– Вы хорошо его рассмотрели?

– Я не обращал внимания на детали. Больше на лица.

– Ну, конечно, – доктор усмехнулся. – Уверен, Виолетту вы запомнили лучше всех.

– Вовсе нет. Отца и мать… – Я осекся и встал посреди дороги.

– Что с вами? – спросил Мериме, оборачиваясь.

– Когда я был в морге, женщина, которую никто не смог опознать, показалась мне знакомой. Теперь я уверен в том, что на портрете было изображено именно ее лицо. Это Марина Вышинская!

Доктор заметно вздрогнул.

– Не шутите так, господин Инсаров, – сдержанно сказал он.

– Говорю вам!

Мериме положил руку мне на плечо и проговорил: