Валентин Курицын - Человек в маске

— Послушай ты, чудак! Хоть бы сказал своему приятелю в виде благодарности, для какой бабы тебе такая куча денег понадобилась? Признайся, ведь я угадал, опять женщина замешалась, а? — поинтересовался Шварц, небрежно опуская в карман заработанный куртаж.

Поясним нашим читателям, что Вишняков, верный своему обещанию хранить тайну, данному панне Ядвиге, ни слова не говорил Шварцу, для кого именно предназначались эти деньги.

— Не для бабы, а для королевны такой, что ни в сказке сказать, ни пером описать! — глупо, самодовольно улыбнулся Вишняков…

Ровно в восемь часов вечера у ворот квартиры Рудовича остановились щегольские санки с медвежьей полостью. Приехал Вишняков. Он сам правил прекрасной рысистой лошадью, не раз бравшей призы на конском ипподроме. У них было условлено с панной Ядвигой, что он, Вишняков, заедет за ней и пригласит ее покататься, пользуясь хорошей санной дорогой. Оставив лошадь на попечение дворника, Вишняков прошел в квартиру Гудовича. Последнего в этот вечер, по словам панны Ядвиги, не должно было быть дома. Он в компании Загорского и других охотников уехал в подгорное таежное село на медвежью облаву. Бросив на руки расторопного Семена дорогое скунсовое пальто, молодой купчик поспешил в гостиную. Там его уже ждали. Навстречу ему шла сама хозяйка квартиры, очаровательная панна Ядвига.

— Вы аккуратны, пан Викул, — лукаво улыбнулась она, протягивая свою маленькую, изящную ручку, Вишняков взглянул на собеседницу и даже онемел от восторга:

— Панночка, царица моя! Красота неописуемая, — пробормотал он, жадно впиваясь в протянутую ручку.

Такой галантности, присущей польской нации, научила его панна Ядвига. Она была хороша сегодня как никогда. Стройное молодое тело девушки, обвитое черным шелком, походило на черный мрамор, вышедший из-под резца великого художника. Это черное, скромное, и вместе с тем изящное платье — лучшая модель аристократической мастерской Варшавы — было отделано нежно-голубым гипюром. Эта голубая отделка походила на море незабудок, из которого белела девственная грудь девушки. Шея, гибкая и гордая в своих царственных поворотах, была перехвачена черной бархатной ленточкой с золотым медальоном. Пышные, золотые волосы панны Ядвиги были собраны в модную прическу, тоже украшенную черным бархатным бантом. И вся она, соблазнительно прекрасная, с высокой, ровно и спокойно дышащей грудью, с нежным румянцем лица, с томным и загадочным выражением голубых глаз была похожа на молодую новобрачную, еще не изведавшую сладких чар любви, но уже предвидящую их и рвущуюся к ним.

— Я сдержал свое слово, теперь за вами дело, — восторженно прошептал Вишняков, любуясь красотой девушки.

Она насмотрела куда-то в сторону и деланно наивно спросила:

— А деньги?

— Вот они, королевна моя! Полностью все пять тысяч рублей, извольте пересчитать.

И Вишняков дрожащими руками, расстегнув борт своего сюртука, вынул конверт с приготовленными деньгами.

Панна Ядвига густо покраснела и, все еще смотря в сторону, наклонилась к Вишнякову и, на мгновение прижавшись к нему всем своим горячим соблазнительным телом, застенчиво прошептала:

— Дай…

Эта мгновенная близость любимой девушки и это ласковое, интимное обращение на «ты» совсем отняли рассудок у бедного парня. Он не заметил, как пакетик с деньгами перешел в руки польки. Огненный поцелуй обжег ему щеку. Зашуршали шелковые юбки, и панна, как вспугнутая птичка, бросилась из гостиной. Вишняков сделал движение вперед.

— Иду одеваться и сейчас же мы едем, — бросила ему панна Ядвига, скрываясь в свою комнату. Затем до слуха Вишнякова донесся металлический звук щелкнувшего замка: панна Ядвига прятала в шифоньерку свою добычу. Через несколько минут она вышла в гостиную к ожидавшему ее Викулу Семеновичу, уже готовая ехать кататься. Семен молча, с бесстрастным видом проводил свою госпожу и ее поклонника. Заперев за ними дверь, он иронически улыбнулся…

Быстро мчал кровный рысак, управляемый искусными руками Вишнякова, маленькие саночки, легонькие, как перышко. Панна Ядвига прятала лицо в муфту и прижималась к своему спутнику. Часто и сильно стучал снег, взрываемый копытами рысака, о переднюю гряду санок. Мчались навстречу нашей счастливой паронке вереницы огоньков вдоль улиц, и плыл в вышине неба мутный серп луны.

Наконец, санки остановились у подъезда Н-ских номеров. Едва успел затрещать властный звонок Викулы Семеновича, как парадная дверь, ведущая под эту гостеприимную кровлю, была широко раскрыта перед богатым и уважаемым посетителем. В коридоре, ярко освещенном по случаю приезда такого почетного гостя, как Вишняков, толпились две горничные, сам хозяин номеров и какой-то мальчишка в белом поварском колпаке.

— Все готово, Ипатыч? — строгим тоном спросил Вишняков.

— Помилуйте-с, Викул Семенович, все в лучшем виде приготовлено! Пожалуйте-с, ваш любимый номерок, угловой-с. Довольны останетесь.

Панна Ядвига, защитив лицо от взоров любопытных густой вуалью, быстро прошла по коридору следом за Вишняковым. Хозяин номеров, с выражением расторопной угодливости на мелко изношенном лице, распахнул перед Вишняковым дверь углового номера.

— Чего прикажете, Викул Семенович?

— Скажите ребятам, чтобы лошадь в конюшню убрали да попоной пусть закроют, там у меня в санках лежит.

Войдя в номер, Вишняков помог своей спутнице раздеться. На столе, покрытом белой скатертью, уже были расставлены в красивом порядке разнообразные холодные закуски и стояла ваза с фруктами. К электрической лампочке посреди потолка был прикреплен цветной бумажный абажур, и от этого комната тонула в мягком розовом полусвете…

— Здесь очень мило! — воскликнула панна Ядвига, осмотрев номер. Она подошла к зеркалу и, оправляя прическу, продолжала:

— Ах, пан Викул, я так боюсь… Мне так непривычно все это. Как только я могла решиться на такой шаг?!

…Молодой купчик восхищенно смотрел на очаровательную польку и, предвкушая сладость победы, купленной такой дорогой ценой, не знал, с чего ему начать… Было подано замороженное шампанское, и золотистая влага заискрилась в бокалах.

— За ваше здоровье, моя царица! — поклонился Вишняков. Эту галантную фразу он часто слышал от своего руководителя по морю житейскому — от Шварца.

Панна Ядвига блеснула своими жемчужными зубками и весело возразила:

— Боюсь, что этот вечер неблагоприятно скажется на моем здоровье.

Она сделала несколько глотков и отставила бокал. Вишняков подвинул свой стул поближе и, прикоснувшись к белой, пухлой ручке собеседницы, укоризненно покачал головой.

— Что это вы, Ядвига Казимировна? Нешто это порядок? Али моим угощением брезгуете? Выкушайте-с все, с морозу-то оно полезно.