Юлия Нелидова - Тайна «Железной дамы»

Иноземцев недоверчиво усмехнулся. Но вновь нахлынул страх, улыбка медленно сползла с его лица – припомнились некоторые обстоятельства, и эти обстоятельства, словно удары молота, обрушивались на бедную голову врача. То, с какой легкостью Ульяна стала невестой Ромэна, с какой легкостью вошла в доверие инженера Эйфеля, между прочим, имеющего прямое касательство к стройке на Панаме, угадывала числа на рулетке в казино «Преисподней», которые вроде как были уже определены заранее, как легко она ориентировалась в катакомбах и трущобах Парижа, знала наперед о распорядках в доме покойного и, наконец, исчезновение синего саквояжа с участием троих блестящих актеров. Неужели она примкнула к банде?

С ужасом Иноземцев поглядел на адвоката, тот продолжал что-то сообщать, но доктор его не слушал.

– Извините, – перебил он собеседника. – Что вы сейчас говорили? Я… призадумался.

– Я сказал, что уже несколько дней изучаю стиль и тактику этой самой Элен Бюлов. И что-то мне подсказывает, ее участие здесь самое прямое. Я случайно прочел, – Герши вынул из-за пазухи газету «Фигаро» – выпуск двухнедельной давности, – что вы оказались едва ли не главной ее жертвой. На одном из вечеров у Лессепсов вы рассказали немыслимую историю о коварстве некоей барышни из провинции. Я догадался, это ведь она, да? Это она – Элен Бюлов?

По лицу Иноземцева скользнула мученическая судорога, и он машинально откинулся назад на спинку ротангового стула.

– Месье Иноземцев, расскажите мне о ней, пожалуйста! Я буду безмерно благодарен вам, если вы пополните мои скромные сведения. Как она выглядит?

Иноземцев продолжал пялиться на адвоката, как оглушенный.

– Вы ответите на несколько моих вопросов? – попросил еще раз молодой человек.

– Я… – протянул Иван Несторович, совершенно не расположенный что-либо рассказывать, но в то же время не желающий выглядеть как-то неестественно и подозрительно, – с удовольствием бы помог вашему расследованию. Но мне совершенно нечего сказать.

– Но как же?! Как же… По одному из источников, – Герши понизил голос и состроил конфузливую гримасу, точно ему было крайне неудобно говорить, – вы оказались в доме для призрения умалишенных по ее вине, и она даже являлась вас навестить.

Господь бог, откуда он все это знает? Неужто и этот гадкий факт его несчастливой жизни просочился в парижские редакции. Или же проныра-адвокат уже и в полицейские архивы доступ получил. Ташро-то все знает и о Бюловке, и о психиатрической лечебнице… Точно! Болтливая парижская полиция. Эх…

– Это да, – нашелся наконец Иноземцев, – но… ведь по другим источникам, она имеет почти дьявольскую способность менять внешность. Кроме того, в палате у меня отобрали очки, а без них я совершенно слеп.

– Какая жалость!

– Простите, – Иноземцев поднялся. – Мне действительно не слишком радостно вспоминать время, проведенное в лечебнице. Одно скажу: я совершенно ненаблюдателен, меня обвести вокруг пальца – как раз плюнуть. Я стал ее жертвой именно благодаря этой своей не самой лучше черте характера. До свидания!

И, оставив на столе три су за кофе, поспешил вон с террасы.

Больше всего на свете Иноземцев хотел отправиться к парку Монсо, но разум, наконец взбунтовавшийся против отчаянного непослушания сердца, приказал идти в лабораторию.

Иван Несторович подчинился. И провел самые тягостные день, вечер и ночь за всю свою жизнь. Он был почти распят чувством, что поделать ничего со всем происходящим не мог, надеялся, что Ульяна вскоре обнаружит себя, появится, постучит в дверь или войдет через подвал. Но до самого утра никаких о проклятой авантюристке вестей не было.

Следующим утром, около девяти часов, Иноземцев отправился в Институт Пастера. Он шел пешком, прижимая к груди бювар с лекциями, по самые уши натянув котелок – холодные порывы с Сены и густой туман все норовили заползти за шиворот. И казалось бедному доктору, будто лицо его известно всему Парижу и что сейчас выскочит кто-нибудь и начнет голосить: «Вот он! Держи убийцу!»

Возле книжных лавок на бульваре Сен-Жермен действительно кто-то зазывно кричал. Но оказалось, не по его душу, а всего лишь газетные торговцы.

– Сенсация! Сенсация! Улица Данте и улица Галанд усеяна банковскими билетами! Франки посыпались с небес на парижские трущобы.

Поддавшись какому-то безотчетному порыву, Иван Несторович купил выпуск «Пти рю Паризьен» и прочел под кричащим заголовком совершенно немыслимую историю о том, как вчерашним утром, когда еще не успели фонарщики потушить единственный фонарь на углу улиц Данте и Галанд, проехал самый обыкновенный фиакр, на его крыше стоял человек в совершенно черном обтягивающем костюме, в черной же маске с прорезями для глаз и рта, он швырял деньги во все стороны, точно опавшую осеннюю листву. Очевидцы утверждают, что экипаж отправился через улицу Сен-Жак, скрылся потом за зданием отеля «Клюни» и исчез. Ныне полиция готова арестовать всех кучеров Латинского квартала в поисках таинственного благодетеля; кто-то даже связывает эту историю с похищенным миллионом у Дворца Изящных Искусств.

Скомкав газету, Иноземцев отшвырнул ее в сторону. Вот теперь выяснилось, куда делся миллион из синего саквояжа. Очень любопытная выходит картина. Ежели похитителем и вправду был покойный барон, если Ульяна в действительности выкрала у него полученный выкуп и распорядилась с ним весьма по-своему, возникает вопрос: а где же Ромэн? Он ли был целью вчерашнего подземного шествия или же сам месье Рейнах с его, или не его, синим саквояжем?

Проходя по Люксембургскому саду, Иноземцев наткнулся на нескольких полицейских. Краска сошла с его лица, ноги подогнулись, когда представители правопорядка проходили мимо. В какое-то мгновение Ивану Несторовичу показалось, что они прибыли сюда за ним, сейчас окружат, наденут наручники и отправят на набережную Орфевр. Но синие мундиры не выказали никакого интереса к присевшему от страха на скамью молодому человеку в очках и темном рединготе. Лишь один из них поднял оброненный Иноземцевым котелок, стряхнул пыль и подал.

Тот принял шляпу, пролепетав слова благодарности.

Только лишь через четверть часа он смог прийти в себя и продолжить путь. На улице Дюто, у ворот Института, как, впрочем, и всегда, собралась толпа студентов и тех, кто явился сюда для получения вакцины, во дворе стояли клетки с кроликами, где-то из подвалов доносился беспрестанный лай собак.

«Здесь, поди, уже и имени моего не вспомнят, – думал Иван Несторович, шагая сквозь толпу и нет-нет да оглядываясь вокруг с опаской. – А какая от меня польза? Студентов бросил, статьи забросил. Илья Ильич сгорает от стыда за то, что такого бездельника и неудачника приютил. Эх, как он был недоволен в тот день, когда я на двое суток в подземелье канул. И этот взрыв… Небось так и считают меня виновным в злосчастном взрыве. Какой же я несчастливый, хоть стреляйся».