Юлия Нелидова - Тайна «Железной дамы»

– Где вы? Отзовитесь! – прокричал он. – В какой стороне?

После нескольких отчаянных перекликиваний у одной из стен Иноземцев разглядел полулежащего человека. Дрожащими руками он поставил лампу у ног и кинулся его поднимать. Едва дышавший, в чумазой ветхой одежонке, весь в синяках и кровоподтеках, с веревками на запястьях потерявшийся в лабиринтах бедолага оказался Ромэном Лессепсом.

– Помогите… – стонал бедный юноша, – помогите… скорее, месье Иноземцев. Я знал, что вы меня разыщете! Всю глотку надорвал… Знал, что где-то надо мной улица Ферроннри.

– Господи боже, – по-русски бормотал шокированный Иноземцев, помогая Ромэну подняться. – Кто ж вас так? Неужто, барон? Кости целы? Вы не ранены?

– Скорее, месье Иноземцев, она меня найдет, – едва ль не плакал Ромэн, – найдет, опять сделает впрыскивание, и я потеряюсь между действительностью и бредом.

– Кто? – одними губами произнес Иноземцев, хорошо понимая, чье имя сейчас услышит. – Кто вас найдет?

– Невеста моя… она сущий дьявол… она обманула меня… держит меня здесь, под землей, связанного… Сначала я несколько дней провел в неведении, едва не умер от обезвоживания, потом явилась, дала воды, укол сделала, и я в сон провалился, затем опять явилась, воды принесла, а следом вновь укол… нога болит, – повиснув на плече доктора, юноша указал куда-то вперед. – Прошу вас, не будем медлить.

Оба заковыляли к лестнице. Одной рукой Иноземцев придерживал ослабшего и едва дышавшего Ромэна, другой подхватил лампу.

С большим трудом удалось преодолеть несчастному лестницу, он жутко хромал, оказалось, правое бедро его было сплошь в шишках от впрыскиваний. «Морфий, – догадался Иноземцев, – или луноверин, который она величает ахиллинином. Что за ведьма? Ничего святого в ней нет! Любви от нее ждал, а она как измывалась над людьми, так еще пуще лютует».

Когда оказались в приемной, Иноземцев уложил Ромэна на кушетку для осмотра, сам бросился к умывальнику, наспех вымыл и вытер руки, сгреб в одну охапку бутыльки с формалином и карболовой кислотой, в другую – чистое полотно. Юноша был в страшнейшем отчаянии, он приподнялся, сел, закрыл руками лицо и разрыдался.

– Возьмите себя в руки, Ромэн, – успокаивал его Иван Несторович. – Все позади. Полиция поймает преступницу, и воздастся ей по всем ее черным делам.

Ромэн разрыдался еще сильнее. Плечи его подергивались, весь он сотрясался от жутких конвульсий. Отчаяние переросло в истерику. Видно, тоже был влюблен в Ульяну, голову потерял, поверил и нож в спину получил. Бедняга!

Но внезапно грязные ладони Ромэна медленно сползли с лица, обнажив сияющую белизной зубов улыбку от уха до уха, оказалось, что вовсе не рыдал он, а смеялся – веселым, задорным смехом. Никак нервная истерика.

– Простите, – едва нашел он в себе силы произнести, – простите, ради бога, месье Иноземцев, не могу я… не могу я вас обманывать. Все это ложь! Я в полном порядке, я здоров, никто меня не мучил, я весь в краске, а шишки – пришлось раствор для перфузий вколоть для достоверности. Простите меня!

Ивану Несторовичу показалось, что он ослышался, что все происходящее – обман зрения и слуховые галлюцинации. В лучшем случае спит и видит сон, какой-то безумный ночной кошмар.

– Что? – переспросил он, машинально складывая полотно и лекарство рядом с Ромэном на кушетку. Тот порывисто подскочил и, молитвенно сложив руки, воскликнул:

– Месье Иноземцев, выслушайте меня, я все вам объясню. Мы не желали вам зла, напротив, она так хотела все устроить, чтобы непременно вас героем сделать, но, кажется, это выше моих сил… Я не могу, мне действительно смешно… очень…

Вновь юноша разразился заливистым молодым смехом, согнувшись пополам и придерживая рукой живот.

– Ну, как можно нести столь страшный вздор человеку с таким лицом, – хохотал он. – Вы так доверчивы! А я все испортил.

– Это что… розыгрыш? – проронил Иноземцев, начиная хмуриться. – Вы меня разыграть так решили? Шутка?

– Клянусь, я искренне не хотел вас разыгрывать, – Ромэн выпрямился и, подняв в знак капитуляции обе ладони вверх, посерьезнел лицом. – Для меня это чудовищное святотатство.

– Вы подстроили собственную смерть? – Иван Несторович был в столь разрозненных чувствах, что хотел наброситься с кулаками на ученика, но пока не решил, выяснить ли все недоразумения до конца, ущипнуть себя, чтобы проснуться, или запустить в него банкой с формалином.

– Мм… да! – сознался Ромэн, опустив голову. – Да, мы с Элен все это подстроили.

– Что все? И зачем, черт возьми?

– Дело в том, что моя семья на грани банкротства. И все это из-за le grand enterprise – строительства Панамского канала, – начал Ромэн с серьезным лицом. – Даже если этот канал достроят, даже если он будет действовать, затрат, которые он сожрал, не покрыть никогда, а вкладчики будут лишь меценатами, спонсировавшими проект, быть может, будущего, но не настоящего. Вам известно, кто эти меценаты – простые буржуа, которые несли в проект последние свои крохи! К несчастью, мой дед совершенно ничего не смыслит в делах… Да, сколь невероятно ни звучат сейчас мои слова, но это так. Он, к сожалению, финансист ни к черту, и инженер такой же, потому толком не знал, на что шел, а барон, пользуясь этим, безжалостно его грабил и вместе с ним и добропорядочных французов, делавших большие вклады в канал.

– И вы убили его!

– Мы не хотели его убивать. Бог сам расставил все на места, месье Рейнаха хватил удар, едва он увидел меня – покойника – перед собой в коридоре. Элен ведь замучила его этим безумством, едва ли не каждый день мелькала перед ним в моей одежде.

– Вы были в его доме? В ту ночь? – Мысли Иноземцева хаотично завертелись, закружились, спутанная мозаика начинала наконец собираться в более-менее ясную картину.

– Да! Готовился к своему выходу на сцену – эпизод «Спасение Ромэна Лессепса». Но Элен удалось затащить вас в дом, а барон, как назло, помер.

– Не может быть… Как такое возможно?

– Вообразите! Пришлось импровизировать. После вашего ухода и ухода того странного господина мы перетащили тело барона в кабинет, усадили за стол, вернули жбан, которым он зашвырнул в вас и в котором жег документы. Для правдоподобности подпалили в нем пару каких-то бумаг, но самые важные – те, что срывали с него маску благодетеля и которые он старательно уничтожал, чувствуя близость разоблачения, разложили на столе так, чтобы полиция непременно их нашла. Замели все следы, в том числе и ваши. Слуг мы тоже уложили в их постели. Признаюсь, труд адский и прегадкий! Мне никогда прежде не приходилось переодевать спящих людей. Брр, – Ромэн состроил кислую гримасу. – Но Элен и не такое выдумает.