Юлия Нелидова - Дело о бюловском звере

От такой изумляющей подробности Иноземцев чуть не сел.

— Стало быть, вы Ульяну Владимировну понапрасну в убийстве обвинили? — проронил он. — То-то она шептала мне, что оклеветана…

— А украденный у вас медикамент? А жизни ваших коллег не в счет? А застреленная сиделка из богадельни? А закабаленные из богадельни? — принялся перечислять Кирилл Маркович.

— Но, может, не она это вовсе. А француз и певичка!

— Все обеляете ее, мученицей представляете. Все не верите в ее черное сердце, никак не успокоитесь. Хотите ее посмертные показания прочесть, которые она сделала, дабы наказание смягчить? Думала, скинут срок каторжных работ за то, что не оказывала сопротивления следствию. Пожалуйста, читайте.

Он поднялся, открыл дверь, крикнул письмоводителя и шепотом попросил дело о бюловском звере, которое уже давно в архиве пылью покрывалось, причем отчего-то здесь, в Т-ске, не в Петербурге.

Иноземцев долго сидел, склонившись над аккуратно подшитыми бумажками. Тонким девичьим почерком, со смаком и показным удовольствием, описывала Ульяна Владимировна все смерти, каждого в отдельности, подробностей не стыдясь. И подавая факты так искусно, будто она вовсе и не виновата была, а только лишь тонко подталкивала этих «шкурников да стяжателей, явившихся в их дом с тем, чтобы коварно завладеть дядюшкиными сокровищами», а они якобы сами себя в могилу и загоняли.

— Читаю, и мнится, будто нарочно всю вину на себя взяла, — проронил он, отчаянно продолжая листать. — Вы ведь не пытали ее каленым железом? О гиене ни слова. Ни словечка. Саввич поведал о питомице, о Герочке. Да и о сейфе вы ему велели молчать. С чего это?

— О головная боль! С того, что и без болтливого камердинера весь уезд лихорадит: кладоискателей только и успевай отлавливать. О гиене же впервые слышим-с! Саввич, подлая душа, о пресловутой Герочке нам не говаривал. Что ж, и ему зачтется, — проорал Кирилл Маркович, а потом вырвал из рук Иноземцева папку с делом. — Убедились в словах Ульяны Владимировны, ее рукой же и написанных? Как вам ее забавы? Фантастические способы она выбирала, дабы покончить с простачками вроде вас, охотников за алмазами? Ну положим, вы за алмазами не охотились… Хотя почему нет, Иван Несторович? Признавайтесь, дно озера прозондировать решили с целью отыскать-таки заветный клад?

Исправник скрестил руки на груди и, прищурившись, усмехнулся.

— Для того и выдумываете призраков, а может, и гиена — плод вашего сочинительства? А когда найдете, что с ними делать будете, с алмазами-то? Чай, не в Обуаси свезете?

— Именно что туда и отвезу! — с вызовом ответил Иноземцев, поднимаясь.

— Так знайте, что, прежде чем клады искать, надобно личное разрешение Государя Императора.

— Пусть Государь Император это лично с привидениями бюловскими и обсудит.

И вышел, громко хлопнув дверью.

— Без царя в голове вы, Иван Несторович, — тихо сказал вслед исправник, но уже как бы самому себе. — И как искать думает? Черпаками воду таскать, что ли? Ну балда, ну чудак.

Иноземцев не вышел, а выбежал из здания уездного полицейского управления, с разбегу запрыгнул в коляску и приказал Фомке трогать.

«Темнит, темнит Кирилл Маркович наверняка. Что-то здесь, ясно, не так, или же просто лишними фактами протоколы не желает засорять. А вот найду я этот сейф, найду, — скрежетал зубами ординатор. — Посмеет ли в лицо мне заявлять потом, что я неженка. Эх, чиновничья дурь, бумажки да собственная шкура дороже истины. А я-то ему верил, с камнем на сердце в Петербург вернулся. Оклеветал Ульянушку, подлая ищейка, а быть может, и сам утопил, чтоб следы все замести и удобней протокол составить. Только ведь об одном помышлял, о протоколах своих и чтоб из Департамента не тревожили. А как было дело, ведь никто не знает. Может, и Саввич не знает. Может, ополоумели эти двое — певичка со своим французиком — и принудили бедную девушку в своих черных делах пособлять, угрожали, наверное, вот она и уступила. Негоже все так оставлять, надо поднять со дна озера алмазы, дело возобновят, и тогда уже не Делину — клеветнику и обманщику — его расследовать. В Петербурге решат, кто дознание вести будет».

— Эй, Фомка, а ты рыбачить любишь? — Иван Несторович оживился.

— Кто ж не любит.

— А на озере рыба есть? Оно, поди, глубокое?

— Не-ет, совсем неглубокое — чуть больше сажени. А из рыбы только мелочь — карась да гольяны.

— Тогда у тебя должна заваляться сеть.

— Должна, вашество.

— Хм, а дно какое?

— Да ил обыкновенный, вашество.

— Замечательно. Тогда мне понадобятся большие крюки. А еще веревка и шест, который до дна бы доставал. Мы будем исследовательские работы с тобой проводить, геологические изыскания.

Вернулся Иноземцев к охотничьему домику и, наказав Фоме тотчас же снести все вышеперечисленное к пристани, отправился исследовать берег. Но едва он десяток шагов сделал, слуга тотчас его нагнал.

— Вы туда не ходите, вашество, там топи, вмиг утянут, никто не спасет, особые дорожки знать надо. Мы лучше на лодке вдоль берега пройдем, тогда все и рассмотрите.

Пришлось Иноземцеву дожидаться на пристани. Прислонился к ветхим перильцам и замер, глядя на ртутно-изумрудный перелив озерца. А зачем было Ульянушке через топи и лес бежать? Что там за лесом? Дороги не видно, ни лугов, ни пашен, бурелом да сплошная пелена непролазных чащ. И это с нелегкой ношей, без повозки, без лошади. Кто-то ей помогал…

— Генерал-то и помогал! — осенило ординатора. — Она знала, что луноверин его не убьет, а лишь на время оглушит. Не хотела Ульянка дядьку убивать, ну не хотела ведь! Когда он, едва избавившись от паралича, стал проваливаться вдруг в беспамятство, она бросилась к нему, шепнув, что будет ожидать в черном ходу, который обнаружился в башне. А потом своим сумасбродным, феерическим чистосердечным раскаянием лишь время оттягивала, чтобы тот успел бежать. Следом бежала сама. Что-то у них пошло не так — сейф оказывается в озере, барышня тонет, а генерал во хмелю бредет до богадельни… Там его и растерзали лесные звери. Или Герочка; она-то как раз в лес и «убёгла», по словам Саввича. Абсурд получается, черт-те что, — замотал головой Иноземцев. — Эти две гиены никак не вписываются ни в какую приличную версию. Откуда две? А нет, верно! Одна гиена — генерал. Другая — Герочка.

— Вы с кем, вашество, говорите? — раздалось подле уха. Со страху и неожиданности Иноземцев чуть в воду не полетел. Подле стоял Фома, а у ног в снегу и шест уже лежал готовый, длиннющий, в две сажени, как то и требовалось, небольшой невод, самодельные крюки, сплошь корявые, но большие, точно только что накрученные из стальных прутьев. А что, Фомка может — такие ручищи!

Иноземцев взял один, взвесил на ладони, прикидывая, хорошо ли войдет в дно. Положим, в илистое войдет.