Борис Стронин - Тайна Бабблинг Вэлл Род [Детективный роман]

Ждал этих снимков и молодой детектив Прайс, который накануне провел большую и утомительную работу по допросу всех служащих кинематографа, а также личного боя синьора Толедоса. Этот бой во время допроса выглядел загнанным, испуганным зверем и на все вопросы отвечал, что он ничего не знает и не помнит. Прайс выяснил лишь, что этот бой служил у синьора Толедоса всего два месяца, заменив старого боя, уехавшего к себе на родину в Нинпо, чтобы проведать семью.

Этот старый бой прослужил у синьора Толедоса более десяти лет и, конечно, знал очень многое из интимной жизни своего господина.

По требованию Прайса, власти Сеттльмента снеслись с китайскими властями провинции Цзянсу, прося разыскать и доставить в Шанхай для допроса «важного свидетеля» по делу убийства испанского гражданина синьора Толедоса — боя Ан-фу.

На другой день после раскрытии убийства, Прайс сидел в главном полицейском управлении на Фучжоу род, ожидая, когда полицейский врач, вместе с полицейским фотографом, проявят и отпечатают снимки с образа женщины, застывшей в зрачках синьора Толедоса.

По возмущенному требованию того же Прайса, представителей всех английских и китайских газет вежливо выпроводили из здания полицейского управления, с сообщением, что власти, к сожалению, не могут исполнить их просьбы и сообщить еще какие-либо добавочные сведения по делу об убийстве синьора Толедоса.

— И так уже сообщили им больше, чем достаточно, — возмущался Прайс, шагая крупными шагами по комнате и адресуясь к своему приятелю Грогу, сидевшему и ждавшему результатов съемки вместе с ним.

— Сразу видно, — продолжал Прайс, — что местные власти еще не привыкли иметь дело с такими сенсационными убийствами, как смерть Толедоса. Преступно и легкомысленно все сведения, собранные нами, были переданы всему обществу, включая и убийцу. Теперь он или она прекрасно информированы о том, сколько полиции известно по этому делу. И «золотая дама», конечно, постарается теперь уйти от нас как можно дальше…

— Верно, — согласился Грог, попыхивая трубкой.

В этот момент в комнату явился торжественный полицейский врач вместе с полицейским фотографом, неся с собой несколько роковых оттисков.

— Вот то, что интересует вас, джентльмены, — так же торжественно заявил врач, передавая снимки торопливо подскочившему к нему Прайсу.

На большом, плотном, еще сыром куске бумаги был снят увеличенный во много десятков раз зрачок синьора Толедоса. И на этом необычайном фоне резко выделялась фигура стройной, темной женщины с искаженным лицом и поднятыми вверх руками.

Длинные волосы незнакомки были распущены и широкими волнами падали на ее плети.

На лице ее был отражен явный испуг, отчаяние, ужас — словом, гамма самых разноречивых и сильных ощущений.

Прайс и Грог долго молча смотрели на этот снимок, как бы стараясь выпытать у фотографии незнакомой женщины, что именно видела она перед собой в этот момент, когда жизнь синьора Толедоса отлетала от него.

— Да, — наконец пробормотал Прайс, не обращаясь ни к кому в отдельности. — Конечно, с такого необычайного снимка не можешь потребовать более ясного отпечатка, но, тем не менее, мне кажется, что едва ли эту женщину можно назвать «золотой дамой». На снимке похоже, что это брюнетка.

— Возможно, — подтвердил врач, пожимая плечами. — Но это совсем не аксиома. Узнать, брюнетка это или блондинка, вы можете, только встретив оригинал.

— Я не думаю, чтобы оригинал фотографии горел желанием встретиться с представителями власти, — угрюмо проворчал Прайс.

— И это тоже верно, — невозмутимо согласился врач.

Поговорив с врачом еще несколько минут, Прайс расстался с ним и вместе с Грогом направился сначала, чтобы рапортовать по начальству о новой улике в деле убийства синьора Толедоса, а затем отправился домой.

По возвращении домой, пока он с наслаждением принимал ванну, так как день выдался довольно жаркий, несмотря на конец сентября, к нему явился посыльный из главного полицейского управления с телеграммой от китайских властей Нинпо, сообщавших, что бой Ан-фу задержан в родной деревне, закован в кандалы и отправлен в Шанхай. Таким образом, через день можно было ожидать боя уже здесь, в Шанхае.

— Идиоты, — громко произнес Прайс. — Это называется перестарались. Заковать в кандалы главного свидетеля и этим самым отбить у него охоту вообще с кем-либо разговаривать.

Два дня прошли без каких бы то ни было событий. Тщательный обыск в комфортабельной квартире синьора Толедоса у Хонкью парка не обнаружил ничего существенного. Это была обычная шанхайская квартира холостого европейца, в достаточной степени обеспеченного и не отказывающего себе в комфорте.

На третий день в Шанхай, действительно в наручниках и кандалах, был доставлен бой Ан-фу, которого тюремные власти Сеттльмента прежде всего напоили, накормили, сняли кандалы, а затем, в сопровождении тюремного надзирателя, отправили на квартиру к Прайсу.

Прайс увидел перед собой невысокого, широкоплечего китайца с поседевшей уже головой и с угрюмым взглядом узко прорезанных глаз. На флегматичном желтом лице было написано явное равнодушие к своей судьбе. При появлении в комнате Прайса, Ан-фу почтительно поднялся на ноги, поклонился почти европейским поклоном и застыл в ожидании допроса.

— Здравствуй, Ан-фу, — весело начал Прайс, желая расположить к себе угрюмого китайца.

— Здравствуйте, мастер, — почтительно и холодно ответил бой.

— Ты знаешь, конечно, почему тебя привезли в Шанхай?

— Знаю, мастер. Мне сообщили здесь, в тюрьме. Мой мастер, синьор Толедос, умер. Его убили его враги, — так же холодно ответил китаец.

— Враги? — быстро переспросил Прайс. — У него были враги?

— Врагов не имеет только посредственность, мастер, — сентенциозно ответил Ан-фу. — Каждый умный человек имеет врагов. У вас тоже есть враги, мастер. Мой мастер, синьор Толедос, был тоже умным человеком.

Прайс улыбнулся тонкому комплименту Ан-фу.

— Старый, умный черт, — промелькнуло у него в голове. — С ним нужно держать себя настороже.

— Ты жил долгое время у синьора Толедоса, не так ли? — продолжал допрашивать Прайс.

— Десять лет земля обходила солнце за то время, пока я служил у мастера Толедоса, — торжественно заметил Ан-фу.

— Десять лет — долгий срок. Ты должен хорошо знать как друзей, так и врагов своего хозяина.

Ан-фу пожал плечам и поднял глаза к небу.

— Как может скромный бой, покорный слуга своего господина, знать всех его друзей и всех его врагов, — уклончиво ответил он. — Никто в мире, даже сам человек, не знает, кто у него друзья и кто — враги. В черную минуту люди, считавшие себя друзьями, отворачиваются спиной, а люди, подходящие к вам с медовыми речами, таят на сердце своем холод вражды. А люди с горячими словами и гневными взглядами бросают жен своих и детей, чтобы спасти человека, который ненавидит их.