Валерий Введенский - Убийца из прошлого

— Ты теперь за Ломаку будешь?

— Смотря где. Заводики, мастерские, паи в кредитных обществах семье отойдут. А вот нашими делами — да, я.

— А Кислый?

— Что Кислый? Молодой да ранний, «котов» за Фонтанкой гонял. А возомнил себя пупом земли. Начал народец смущать, мол, кто фараонам за Ломаку отомстит, тот займет его место. Духовой [104] Тогдашний синоним слова «отмороженный». , одним словом.

— Где его найти?

— Сам ищу. И если поймаю, уж не обессудьте, живым к вам не попадет.

— Но…

— Про вашу потерю, Иван Дмитриевич, знаю. Скорблю вместе с вами. Тохес честным фараоном был. Потому живым вам Кислого не отдам. Вздернуть его вам закон не позволит. А с каторги он сбежит. И вам хлопоты, и мне.

— А Ткач?

— Этот на коленях вчера приполз. Мол, бес его попутал, «грядка» стала мала, потому к Кислому и примкнул. Захотел не только в Московской, но и у нас в Спасской части нищими верховодить. Но крови на его руках нет. По этой причине простил я его. Пусть живет, такой кадрой не разбрасываются.

— Потолковать с ним хочу. Чтоб все рассказал, как на исповеди.

Боцман задумался. Потом щелкнул пальцами. И хотя в комнате, кроме них с Крутилиным, никого не было, дверь тут же отворилась, и двое здоровяков внесли обмякшего Ткача. Взглянув на него, опытный Крутилин понял, что били его долго и жестко.

— Боцман! Если так твое прощение выглядит, как же выглядит наказание? — покачал головой Иван Дмитриевич.

Боцман довольно усмехнулся, закусывая водку нежнейшей семгой:

— Эй, Ткач, у господина начальника вопросы к тебе. Отвечай как на духу.

— Кто указал на Выговского? — сразу задал главный свой вопрос Крутилин.

— Добыгин.

— При этом присутствовал?

— Нет, Кислый сболтнул.

Добыгин утром заехал в канцелярию обер-полицмейстера. Конечно же, не паспорт подписать, у него и в мыслях не было снабжать им Кислого, а узнать про Выговского. В часть пристав уехал окрыленным — дерзкое убийство в Мариинской больнице шло первой строкой в сводке. Теперь Добыгину оставалось лишь поставить жирную точку в этом деле. Потому что все, кто хоть что-нибудь знал о его роли в деле Шалина, были мертвы.

Ровно в десять утра пошел в сортир. Но Кислого там не обнаружил. Чертыхаясь, вернулся в кабинет. Вдруг Фимку все-таки задержали? Вдруг он у следователя вздумает болтать?

Минут через десять вошел Никудышкин:

— Ваше высокоблагородие, Люська к вам.

— Кто?

— Проститутка здешняя.

— Гони ее прочь.

— Говорит, от Кислого.

Люська с ходу потребовала паспорт.

— Какой паспорт, милая? — изобразил удивление полковник.

— Для Фимки Кислого.

— Для кого? В первый раз о таком слышу.

Вдруг Фимка уже дает показания? А эта Люся — агент сыскной полиции (говорят, что среди них и бабы завелись).

— А про Выговского тоже впервые слышите? Это Кислый его зарезал. И теперь он над ворами главный. Не хотите дружить, вам же хуже.

Люська встала со стула.

— Прости, голуба, но вижу тебя впервые. Да и паспорт чужой вручить не могу, — стал наводить тень на плетень полковник, дабы выиграть время.

Надо было быстро решить, что ему делать. Задержать Люську и с пристрастием допросить? А вдруг не скажет, где Кислый? Вдруг сама не знает? Послать вслед за Люськой Никудышкина, чтобы проследил куда пойдет? А если околоточный не справится? Юркнет Люська в какой-нибудь палисадник, и потом ходи озирайся, за каким кустом Кислый будет дожидаться полковника с револьвером в руках.

— Только лично?

— Да.

А если назначить Кислому встречу? Тогда, если Люська агент Крутилина, полковник сможет все легко объяснить: мол, пытался задержать опасного преступника, которого ловит весь город. Откуда ему знать, что тот уже задержан?

— Пусть Кислый сам приходит.

— Опасно. Ловят его. Поступим так. Как выйду из участка, идите за мной. Кислый тут, недалече. Лично и отдадите.

Полковник в который раз убедился, что Кислый соображает хорошо. Очень хорошо. Но на этот раз шанса он ему не предоставит.

— Хорошо, ступай, я догоню.

Подойдя к сейфу, полковник вытащил первый попавшийся паспорт из тех, что были к выдаче, и два револьвера: один из них полгода назад отобрал у одесского гастролера-налетчика, второй нашел во время облавы в одном из трактиров.

Люся, непрестанно оглядываясь, шла по Рузовской в сторону Обводного. Отстав от нее на двадцать шагов, шагал Добыгин. Кислый, по его предположению, должен был вынырнуть из палисадников и незаметно подкрасться сзади. Так и случилось.

— Здорово, полковник, — услышал он знакомый голос. — Гони паспорт.

Пристав обернулся, перед ним, сжимая его собственный револьвер, стоял Кислый.

— Вот. — Добыгин достал паспорт.

— Надеюсь, не бабий?

— Сам убедись.

— Не могу, грамотам не обучен.

— Теперь ты мещанин Круглов.

Мимо проезжали сани, из которых внезапно выскочил Никудышкин с револьвером одесского налетчика в руке. Полковник сразу бросился в снег, Кислый успел лишь развернуться в сторону Никудышкина. Его одновременно сразили сразу две пули, Добыгин попал Фимке в голову, Никудышкин в живот. Люся, наблюдавшая за встречей с тех самых двадцати шагов, бросилась к Кислому:

— Фимка, Фимочка, что они с тобой сделали?

Добыгин и ей выстрелил в голову.

— Скажешь на следствии, что вытащила оружие и навела на меня, — велел он околоточному, вкладывая в Люськины руки револьвер, из которого только что убил двоих.

Из трактира Петровой Крутилин отправился к обер-полицмейстеру. Поднимаясь по лестнице, встретил спускавшегося вниз Добыгина:

— Ну, Иван Дмитриевич, поймали Кислого? — спросил пристав, улыбаясь, будто мартовский кот, встретивший на крыше кошечку.

— Пока нет, — буркнул Крутилин, сухо кивнув.

— И уже не поймаете.

— Почему? — остановился на ступеньках начальник сыскной.

— Потому что я его застрелил. Час назад. После Выговского Кислый вознамерился убить меня. Но я оказался проворнее. Сказалась армейская выручка. Труп в прозекторской Обуховской больницы. Если желаете, можете полюбоваться… Там же тело сообщницы.

— Сообщницы?

— Проститутки, тоже была вооружена. Тоже пришлось зарубить. Теперь убедились, что служу честно? Если соизволите извиниться, готов простить дерзости, что вы мне наговорили. Понимаю, вчера были в аффектации, ведь Выговский — ваш ученик. Царствие ему небесное. Пусть спит спокойно. Я за него отомстил.

Крутилин, не говоря ни слова в ответ, пошел вверх по лестнице.

Добыгин проводил его ехидным взглядом.

Адъютант доложил обер-полицмейстеру о начальнике сыскной, Треплов немедленно его принял:

— Мои соболезнования, Иван Дмитриевич. Знаю, вы относились к Выговскому как к сыну.

— Федор Федорович…