Валерий Введенский - Убийца из прошлого

— Но его смерть не осталась неотомщенной. Буквально несколько минут назад у меня с докладом был полковник Добыгин. Ему удалось раскассировать [105] Ликвидировать. убийцу. Как его… Горького!

— Кислого.

— В знак уважения к Выговскому приду на похороны.

— Не получится. Антон Семенович родом из Вологды. Тело отправят туда.

— Что ж, тем лучше. По правде сказать, ненавижу похороны. Всегда думаю, не станут ли следующие моими собственными?

— Ваше высокопревосходительство! Час назад я допрашивал сообщника Кислого, некоего Фрола Ткачева. Он принимал участие во вчерашнем покушении на Выговского на Сергеевской…

— Значит, последнего из покушавшихся задержали? Хвалю. Как и Добыгина, представлю вас к награде.

— Нет, задержать Ткача не удалось. Только допросить.

— Плохо. Очень плохо, Иван Дмитриевич. Награда, как понимаете, отменяется.

— И не только моя. Ткач показал, что осведом их шайки был Добыгин.

— Кто?

— Полковник Добыгин. Именно он открыл преступникам тайну, кто стрелял в Ломакина и Дуплета.

— Не может быть. Как вы могли поверить какому-то мерзавцу? И потом, Добыгин не был посвящен в эту тайну. Ее знали: разумеется, я, вы, прокурор Окружного суда и сам Выговский.

— А также семейство Тарусовых, их прислуга и Желейкина. Кто-то из них проболтался. Никому и в голову не пришло, что участковый пристав находится на побегушках у криминалистов.

— Это клевета! Преднамеренная и гнусная. Вам ли не знать, Крутилин, что сие обычная у преступников практика, свалить с больной головы на здоровую. Посеять недоверие среди нас.

— Федор…

— Лучше доложите-ка…

Треплов, в свойственной начальникам манере, тут же перевел разговор туда, где подчиненный был вынужден оправдываться:

— Появилась ниточка, — соврал Крутилин про расследование убийства купца Шерягина.

— Так пусть она побыстрее превратится в канат. Ступайте, Иван Дмитриевич, с богом, — велел Треплов.

Крутилин откланялся. И пешком отправился в сыскное. Что ж получается? Неужели Добыгин объехал его на кривой кобыле? Неужто все концы подчистил? Получается, что да: Малышев выпал из окна, Кислый на том свете вместе с сообщницей. Портье? Где его искать? И знает ли он хоть что-то компрометирующее про Добыгина?

А что, если?..

Иван Дмитриевич, как когда-то, когда служил надзирателем в Спасской части, заложил два пальца в рот и залихватски свистнул извозчика. Тут же подъехали сани:

— В Обуховскую больницу.

Успел вовремя. За трупом проститутки Людмилы Пономаревой уже явилась сестра и даже успела оформить бумаги.

— Ваши? — спросил у нее Крутилин, указав на двоих пацанят. Одному с виду было лет десять, второму не больше семи.

— Люсины, — заплакала женщина. — Сироты теперь.

— А что с отцом?

— Люська гулящей была. Вот и нагуляла, а от кого, неизвестно. Хорошо хоть только двое выжили, остальные померли. Двоих-то как-нибудь прокормлю. Может быть…

— Пойдемте, поговорим, — предложил Иван Дмитриевич.

В чайной заказал мальчишкам поднос сдобных булок, а себе и их тете (та представилась Евдокией) графин водки.

— Сама швеей тружусь, — стала рассказывать Евдокия после того, как помянули Люсю. — Муж у меня плотник, а деток господь нам не дал. Так что на жизнь хватает. А Люська… Не хотела она трудиться. Вот ее жизнь под горку и покатилась. Но чем могла, ей помогала. С детишками ееными вечерами сидела, пока Люська собой промышляла. Мне-то не все ли равно, где шить?

— А вчера? Вчера тоже с ними сидели? — спросил Иван Дмитриевич.

— Нет, хотя пришла к ней как обычно. Но Люся даже в дом не пустила.

— Почему?

Евдокия пожала плечами. За нее ответил Савоська, младший из ее племянников, уплетавший за обе щеки сдобу:

— Потому что дядя Фимка пришел.

— Кто такой? — уточнил Иван Дмитриевич.

— Мамку защищает…

— Защищал, — толкнул его старший брат Кешка. — Умерла наша мамка.

— Ага, теперь в раю, — согласился Савоська, — хорошо ей сейчас с ангелами.

Кешка спорить не стал, только слезы покатились у него из глаз.

— От кого дядька Фимка мамку защищал? — уточнил Иван Дмитриевич.

— От других дядек. Мамкой каждый хочет попользоваться…

— Хотел, — поправил его Кешка.

— А как платить, желающих нет. Вместо денег в рыло норовят.

Савоська явно повторял объяснения, которые слышал от покойной матери.

— А тут дядька Фимка как по кумполу им даст. Шея — в хруст, мозги в хрясть. Хороший был дядька Фимка. Потому его и убили.

— А ты вчера их разговоры с мамкой не слыхал? — задал вопрос Крутилин.

— Мы ничего не знаем, — поспешил за него ответить старший брат.

— Это ты не знаешь, — заорал на Кешку Савоська. — А я все слышал.

— Молчи, — одернул Савоську Кешка.

— Говори, — велел Иван Дмитриевич. — Ты же хочешь, чтоб я убийцу поймал?

— Хочу.

— Тогда говори.

— Дядю Фимку фараоны задумали сцапать. За то, что такой хороший, за то, что мамку защищает. Но он им не дался, сбежал. Хотел куда подальше, где ни в жизнь не найдут. В Дамбоскую, вот куда.

— Дамбовскую, — передразнил Кешка. — Эх ты, слышал звон, а не знаешь, откуда он. Губерния такая, Тамбовская.

— Я и говорю, Тамбовскую, — не смутился Савоська. — Но без пашпорта туды не пускают, а пашпорт у дядьки Фимки фараоны украли.

Кешка наклонился к его уху и шепнул:

— То фараон и есть.

— Врешь!

— Чесслово!

— Это вы пашпорт украли? — спросил Савоська и с силой отодвинул от себя блюдо со сдобой, а ту, что была во рту, выплюнул на стол.

— Нет, не я. Но твой брат прав, я полицейский. И как уже сказал, расследую убийство твоей матери. Хочу наказать виновного.

— Так накажите пристава. Он нашу мамку застрелил! — заявил Савоська.

— Только кто его накажет? — горько спросил Кешка.

— Обер-полицмейстер и Государь, — ответил им Крутилин.

— Государь? — воскликнули оба.

— Клянусь, что доложу ему. Я, между прочим, начальник сыскной полиции. Государь часто меня принимает.

— Чесслово?

Крутилин наудачу сделал жест, который помнил с детства, — засунул в рот согнутый средний палец и силой вырвал его оттуда, так они с друзьями клялись во дворе. На обоих братьев его клятва произвела громадное впечатление. Теперь начал откровенничать старший:

— Пристав велел дяде Фимке убить кого-то в гостинице и еще какого-то фараона. Но фараона с первого раза не удалось. Поэтому вечером дядя Фимка пошел опять. Мы уже спали, когда он вернулся, но они с мамкой так шумели, что я проснулся.

— И я проснулся, — вставил свои пять копеек Савоська.

Кешка двинул его по волосам, мол, не лезь, сам расскажу: