Валерий Введенский - Убийца из прошлого

— И как он устроен? — заинтересовался Крутилин.

— В коридоре к тросу прикреплен колокольчик. Когда на лестнице крутят ручку, трос дергается, и раздается звонок.

— Значит, если к тросу прикрутить остро заточенный предмет, он неминуемо дернется вслед за тросом и что-то проткнет. Что? А ну посветите…

Крутилин снова залез на табурет. Долго осматривал стены, пока не обнаружил гвоздик, с которого свисала нитка с привязанным к ней куском каучука.

Рассмотрев его в кабинете, Иван Дмитриевич выяснил, что склеен тот из двух частей, изнутри обсыпанных мукой, чтобы не слипались.

— Воздушный шарик, — пояснила Сашенька, однажды купившая точно такой для Володи.

— На которых на ярмарках летают?

— Да, но только маленький, для детей. Если его проткнуть, и вправду раздастся хлопок. Теперь все понятно. Мы не выстрел слышали, а звук лопающегося шарика.

— Верно, — поддержал княгиню Шелагуров. — Господи, Иван Дмитриевич, как же хорошо, что пришли. Ваши коллеги сразу обвинили Ксению. Даже выслушать не пожелали. Когда отпустят сестру?

— Понятия не имею. Шарик — не доказательство. Кто знает, когда он лопнул? А что вы хотели рассказать моим коллегам?

— Про газету. Читайте.

— Читал, вчера. Потому и выставил у дома охрану. Я и в квартире хотел, да меня разубедили. — Крутилин метнул недобрый взгляд в Яблочкова.

— Значит, вы знаете, что убийца — Гуравицкий, — воспрял духом Шелагуров. — Господи, ну почему я отпустил его четыре года назад? Сергей был бы жив…

— А как Гуравицкий сюда попал? — оборвал его вопросом Крутилин. — Обе лестницы с утра охранялись. После ухода из дома кухарки господин Яблочков сюда поднимался, ему открыл господин Разруляев и заверил, что жив-здоров. После этого в парадную никто не входил и не выходил. Кроме вашей сестры. Понимаете? А по черной лестнице ходили только дворники, носили дрова и воду, но дверь туда из квартиры была закрыта на засов, Арсений Иванович проверял.

— Поглядите, Иван Дмитриевич. — Яблочков, разбиравший бумаги на столе, нашел там книгу и тетрадь в потертом коленкоровом переплете. — «Повести Белкина», как и было предсказано. А это что? Рукопись «Убийцы из прошлого».

Когда Арсений Иванович заходил утром, Разруляев забыл ему о ней рассказать.

— Откуда у Сергея эта рукопись? — изумился Шелагуров.

— Может, Гуравицкий подкинул? Вместе с «Повестями Белкина»? — предположила Сашенька.

— Точно! Вот оно, решающее доказательство. Своего рода автограф злодея. Значит, он был здесь. Тогда Ксения невиновна! — вскричал Шелагуров.

— Давайте не торопиться с выводами, — осадил его Крутилин.

Яблочков лихорадочно перелистывал страницы:

— Текст в третьей главе иной. Описания будущего совпадают, а вот убийство нет. Двадцатый этаж, крылья. А что в первой? Так, так, убивают не процентщика, биржевого маклера. Это почерк Гуравицкого? — спросил Арсений Иванович у Шелагурова.

Тот схватил тетрадь:

— Да. Да. Уверен. Надеюсь, теперь-то его арестуете?

— Если подскажете, где проживает, — сказал Крутилин.

— В редакции должны знать адрес, — встряла в перепалку Сашенька.

— Увы, я только что оттуда. Да… И в адресном столе про дворянина Андрея Гуравицкого ничего не знают. Как с тысяча восемьсот шестьдесят шестого года выбыл из Петербурга, так больше не появлялся.

— Может, знает его мать? — предположил Шелагуров.

— Она умерла год назад.

— Вот старая ведьма.

— И что теперь делать? — спросила Сашенька. — Где искать Гуравицкого?

— Придется ждать следующую главу, — сказал Крутилин. — И если мы поймем из ее содержания, кто следующая жертва, будем ловить негодяя на живца.

— Следующей жертвой он наметит меня, уверен, — заявил Шелагуров.

— Почему?

— Как почему? Я не дал ему жениться на Ксении.

— Здесь будете проживать?

— Нет, мне нужно в Титовку.

— Желаете вызволить сестру из тюрьмы?

— Естественно.

— Тогда придется остаться.

— Я требую, чтобы ее отпустили немедленно.

— Это не я решаю, следователь.

— Значит, еду к нему, — решил помещик.

— Я с вами, — заявила Сашенька.

— Бога ради! Только этого не хватало, — отмахнулся от нее Шелагуров.

Сашенька поджала губы. Не такого она ожидала после всего случившегося.

Впрочем, Шелагурову сейчас не до нее. В его семье горе. Вдобавок задержана полицией сестра. Его можно понять. Понять и простить.

— Сопровождать вас будет Арсений Иванович, — сказал помещику Крутилин.

— Этого еще зачем?

— Раз считаете себя следующей жертвой, будем вас охранять. Днем и ночью.

Когда начальник сыскной и княгиня вышли на лестницу, Крутилин сокрушенно произнес:

— Как же Гуравицкий проник в квартиру? Как из нее выбрался?

Разговор за ужином не клеился — Диди не отвечал, игнорируя попытки княгини завязать беседу. Когда дети ушли, Сашенька взвилась:

— Ты что, не хочешь разговаривать?

Дмитрий Данилович кивнул.

— Позволь узнать причину, — спросила Сашенька.

В ответ Тарусов мужественно продолжал ковырять эклер.

— Из-за того, что встречалась с Шелагуровым? А разве ты безгрешен? Чем я хуже тебя? Ах да, вспомнила, «для мужчин измена естественна». Но разве ты мне с мужчинами изменял?

Диди вскочил, выдернул салфетку и бросил на пол:

— Шура, ты переходишь границы.

— Значит, нет. Слава богу. Тогда позволь уточнить, а те женщины, с которыми ты спал, разве они не были чьими-то женами или подругами? А если да, не означает ли это, что и для женщин измена естественна?

— Шура, прекрати. Чего ты добиваешься?

— Изменения статус-кво: мы по-прежнему будем жить вместе, но каждый сможет иметь отношения на стороне.

— Я не спал эти ночи. Молил бога…

— Бога? Ты ведь атеист. Или уже нет?

— Теперь не знаю. Я очень испугался за тебя, ты — все, что у меня есть. И мне больно, что, придя в себя, первым делом побежала к нему. Неужели я так мало для тебя значу?

— Что ты, дорогой. Он даже твоего мизинца не стоит. Просто я убила человека. И что-то во мне сильно изменилось. Я теперь другая, Диди. И либо ты меня полюбишь такой, какой буду…

— Либо?

— Нет, не уйду, не надейся. Я тоже тебя люблю. Всяким! Сильным и слабым. Пьяным и трезвым. Даже когда изменяешь — люблю.

— Не верю. Ты просто пытаешься себя оправдать.

— А ты хочешь, чтоб мучилась?

— Нет, конечно, нет.

— Так мы меняем статус-кво?

— Не знаю. Но почему я в субботу тебя не послушался? Почему сам не поехал в Подоконниково? Вы там словно заразу подхватили.

— Вы? Заразу? Ты о чем?

— Лёшич бросил Наталью. А она беременна.

Суббота, 12 декабря 1870 года,

Санкт-Петербург

В субботу Сашенька спала долго, почти до одиннадцати — организм потребовал отдыха после издевательств, которые претерпел в предыдущие дни. Позавтракав, вышла к мужу сообщить, что едет к Прыжову.