Валерия Вербинина - Тайны Баден-Бадена

— И в чем же наш интерес?

— Вы же прекрасно знаете, Вера Андреевна, что нынешнее царствование унаследовало от предыдущего поражение в Крымской войне. Мы не имеем права даже держать свой флот в Черном море. Если все пройдет так, как я надеюсь, мы сумеем аннулировать Парижский трактат, условия которого нам продиктовали победители. Но вы, если вам так хочется, можете считать, что я ни в чем не разбираюсь и что все дело в том, что я испытываю к французам чувство личной неприязни.

— Разумеется, я так не думаю, — спокойно ответила Вера.

— Прекрасный херес, — невпопад заметил граф, приканчивая бутылку. — Ваше здоровье, сударыня… Когда государь возвращался из Парижа в Петербург, он проезжал через Баден. Я знаю, что вы его видели и говорили с ним. Его императорское величество должен был оставить для меня письмо; где оно?

— У меня, — отозвалась Вера, доставая откуда-то из складок платья небольшой конверт. Граф взял его, поглядел на печать и нахмурился. — Да, я его прочитала… на случай, если бы с письмом что-нибудь случилось и мне пришлось бы передавать вам его содержание.

— Ну, знаете ли, сударыня… — начал закипать граф.

— Не вы ли совсем недавно говорили, что у мужа не должно быть секретов от жены? — медовым голосом напомнила Вера Андреевна.

— Я говорил совсем другое.

— А я запомнила именно так.

Графу, очевидно, было что возразить, но он предпочел воздержаться и, сломав печать, внимательно прочитал текст.

— В свете того, что произошло в Мексике, все это уже не имеет никакого значения, — проговорил он, после чего сложил письмо и сунул его в пламя свечи. Оно загорелось с уголка, потом заполыхало целиком, и со своего места Вера видела, как чернеет бумага и исчезают написанные на ней буквы. Догоравший клочок письма граф бросил в декоративную вазу.

— Значит, вы останетесь в Бадене? — спросила Вера.

— Как я могу остаться в Бадене? Я же нахожусь в Африке в настоящее время, — ответил ее муж, пожимая плечами. — Кстати, я просил родных, чтобы они отправляли вам письма, которые предназначаются мне. Они все еще у вас?

— Разумеется, — отозвалась Вера. Она встала, подошла к бюро, выдвинула какой-то секретный ящичек и достала оттуда связку писем. — По правде говоря, было трудно убедить их, что именно я должна переправлять их послания вам.

— Но не сомневаюсь, что вы и с этим справились, — заметил граф, беря письма. — Их вы тоже читали?

— Нет. Зачем мне портить себе настроение? Я же прекрасно знаю, что они напишут вам обо мне… и обо всем остальном.

— Какая поразительная избирательность, — проворчал граф. Он занялся письмами, быстро пробегая глазами строки — совсем не так, как читал раньше письмо императора Александра. Одно из посланий заставило его нахмуриться, он дернул щекой, и Вера обратила на это внимание.

— В чем дело? — спросила она.

— Имение, — коротко ответил граф. — На нем накопились долги.

— Много?

— Почти шесть тысяч рублей. — Он посмотрел на жену и улыбнулся. — Ну же, где ваша любимая фраза «меня это не удивляет», и дальше что-нибудь про образ жизни моих родственников?

Вера задумчиво смотрела на мужа.

— Марья Алексеевна Хилкова недоумевает, — негромко проговорила она, — отчего я вам не изменяю. По правде говоря, иногда я тоже… недоумеваю.

В комнате воцарилось молчание.

— Кажется, свеча догорает, — буркнул граф. Вера едва заметно кивнула в сторону небольшого комода.

— Запасные свечи в правом верхнем ящике, — сказала она.

Граф Вильде поднялся с места и стал возиться, выдвигая ящик, задвигая его и зажигая новую свечу.

— Надеюсь, княгиня все же не слишком вам докучает, — проговорил он, тщательнее, чем обычно, выбирая слова. — Вы часто видите герцогиню Луизу?

— Не так часто, как мне хотелось бы.

— В таком случае вы можете произвести на нее впечатление. Расскажите ей, что вам приснилось, будто Максимилиана расстреляли. Герцогиня расстроится, несколько дней не пожелает вас видеть, а потом, когда ваш сон подтвердится, она загорится любопытством и вызовет вас. Дальше, Вера Андреевна, все зависит уже только от вас, но вы наверняка сумеете повернуть дело так, чтобы заинтригованная герцогиня выделила вас из всех, кто ее окружает. Немного такта, немного хитрости — и она вскоре станет делиться с вами тем, чем не делится больше ни с кем.

Графиня вздохнула.

— Мне надоел Баден, — сказала она, — и еще больше надоело изображать сплетницу. Надоело казаться остроумной и стараться привлечь к себе людей, которых в других обстоятельствах я бы даже не пустила на порог.

— Однако это лучший способ собирать сведения, которые в один прекрасный день могут очень даже пригодиться. Согласен, большая часть сплетен — редкостная чушь, но даже среди чуши попадается важная информация. И я даже не сомневаюсь, что, сидя в скучном Бадене, вы успели узнать много такого, что может представлять интерес.

— Возможно, — ответила Вера Андреевна, поводя плечами. — Например, я узнала, что некий Платон Афанасьевич Тихменёв дружен с Герценом.

— Тихменёв? Это редактор какой-то печатной помойки, которая по недоразумению именуется журналом?

— Quel langage [47] Ну и выражения ( франц. ). , — с укором промолвила Вера.

— Простите, я слишком много времени провел в море. Оно не церемонится с людьми, и люди не церемонятся друг с другом… — Граф вздохнул, растирая рукой лоб. — С чего вы взяли, что Тихменёв и Герцен — друзья?

— Платон Афанасьевич недавно встречался с ним в Венеции. Своего собеседника в Бадене редактор уверял, что видел Герцена всего несколько минут, и тут же привел множество подробностей его жизни, которые за такое время попросту не узнаешь. Конечно, там была вовсе не одна встреча, а судя по степени откровенности, Тихменёв куда ближе к Герцену, чем пытается представить.

— Herzen est politiquement mort [48] Герцен — политический труп ( франц. ). , — спокойно промолвил граф, глядя на колеблющееся пламя свечи. — Нас он больше не интересует. Пусть бранится с другими эмигрантами, отвлекая их внимание, для этого он вполне сгодится. — Он взял с бюро одно из писем, которое уже прочитал, и снова просмотрел текст. — Что еще любопытного вы можете мне сообщить?

— Натали Меркулова в Бадене — приехала сюда, чтобы встретиться с дочерью от князя Вязмитинова, которую воспитали родственники. Впрочем, кажется, это совсем не по вашей части, — язвительно добавила Вера.

— А вы ее по-прежнему ненавидите?

— Натали? С чего бы?

— Вы же девочкой были влюблены в ее брата. Он казался вам рыцарем, идеалом и не знаю кем еще.

— Не сомневаюсь, что вы были о нем совершенно иного мнения.

— Да, Вера Андреевна. Я не считаю умными людей, которые соглашаются стать пешками в чужой игре.