Филипп Ванденберг - Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки

Но о том, кого помнить, решают сами потомки. На следующее утро Густав-Георг барон фон Ностиц-Вальнитц был найден мертвым в 660 метрах на восток от ступенчатой пирамиды в Саккаре. Он застрелился из собственного маузера. Тело барона находилось в нескольких метрах от замурованной цистерны, запечатанной поколения назад и служившей до сих пор мусорной кучей для бедняков.

Несколько дней спустя туристы обнаружили неподалеку нацарапанную на земле надпись: «Вечное непостижимо».

Это была история Омара Муссы, как она была записана им в дневнике; но история Муссы еще не окончена. Он не стал дописывать ее до конца, и я, вероятно, знаю на то причину. Омар не хотел больше вспоминать об этом.

На небольшое состояние, оставленное ему, Халиме и Нагибу Густавом-Георгом бароном фон Ностиц-Вальнитцем, они начали новую жизнь. Омар с Халимой вернулись в Берлин, он открыл антикварный магазин на Кенигсштрассе, около 1930 года они поженились.

Нагиб задержался в Каире, но через пару лет также перебрался в Германию, поселившись в Дюссельдорфе, где достаточно быстро растратил все деньги. Если говорить честно, Омар с Нагибом никогда не были настоящими друзьями. Судьба свела их при необычных обстоятельствах, и лишь это определило их годами поддерживавшиеся отношения. Это объясняет ту внезапность, с которой разошлись их пути, и тот факт, что, живя в одной стране, они были столь далеки друг от друга.

Возвращаясь к началу нашей истории, начавшейся с незаметной записки с надписью «Убийца № 73», я хотел бы вновь вернуться к убийству профессора Хартфилда, которое, казалось бы, не имеет отношения к делу. Казалось бы…

После признания в совершении убийства, которое дал Вильям Карлайль под давлением Омара, он был выслан египетскими властями, так как речь шла о преступлении иностранца по отношению к иностранцу, и приговорен в Лондоне к смертной казни. Затем же приговор был смягчен на пожизненное заключение.

Я узнал об этом в Лондоне, на Глочестер Террейс, 124, где надеялся найти Амалию Дунс, племянницу профессора Хартфилда. Омар столь точно описал двухэтажное здание викторианского стиля, что я узнал его еще издали. Металлическая табличка с именем «Хартфилд» была заменена на пластиковую, с именем «Клейтон», что сперва не вызвало моего удивления. Лишь когда в ответ на мой звонок дверь открыла привлекательная женщина средних лет, которую, как мне показалось, я уже где-то видел, я вспомнил о Джульет Клейтон, служащей «Кристис», чье поведение тогда — а наше знакомство состоялось около двух лет назад, — показалось мне загадочным.

Женщины всегда готовы загадывать нам загадки своей внешностью (и не только ею!). Некоторые из них раз в несколько лет полностью меняют внешность — прическу, косметику, стиль. Но в тот момент мне пришло в голову, что передо мной все же сестра Джульет. И я не ошибся.

Не упоминая имени Джульет Клейтон, я представился знакомым миссис Дунс и узнал, что стоявшая передо мной женщина — ее дочь, а миссис Дунс умерла от рака легких несколько лет назад. Амалия Дунс в середине тридцатых годов вышла замуж за некоего Герберта Клейтона из Сассекса. У них было две дочери, Джульетт и Сара.

Сара Клейтон жила одна в огромном доме, а дамы этого типа, если завоевать их доверие, начинают изливать на вас настоящие словесные потоки. Такому потоку информации я и обязан ценными сведениями: например, я узнал, что брак родителей Сары не был счастливым, потому что между ними постоянно вставал мужчина по имени Карлайль. Несмотря на то что тот был приговорен к пожизненному заключению, — о причинах которого мисс Клейтон не захотела говорить, — одно упоминание о нем вызывало постоянные ссоры. Наконец, по причине преклонного возраста — ему уже исполнилось семьдесят — Карлайль был освобожден, и первым человеком, которого он захотел увидеть, была ее мать. В тот же день Клейтон, ее отец, ушел из дома; он запил и через год умер. Карлайль же, напротив, появлялся все чаще. Несмотря на то, что полжизни он провел в тюрьме, Карлайль обладал невероятной жизненной силой и относился к сестрам как отец.

Я поймал себя на том, что не слушаю мисс Клейтон. Ее рассказ вызвал во мне ряд ассоциаций, и я осторожно осведомился, не отвечали ли они, сестры, этому Карлайлю симпатией.

О да, ответила мисс Сара Клейтон. Бедняга, он ведь искупил свою вину. Это была старая, запутанная история, из-за которой его приговорили. Далее я услышал, что тот часто говорил о своем деле. Скорее даже в его рассказах была лишь одна тема — его «дело», и лишь оно его занимало.

Поддерживала ли его Амалия Клейтон?

Без сомнения.

А сестры?

Насколько это было в их силах.

Упоминал ли он когда-нибудь имя важнейшего свидетеля, Омара Муссы?

При упоминании этого имени разговор стих. Мисс Сара спросила, не из полиции ли я и что вообще мне от нее нужно, она и так рассказала мне, чужаку, слишком много. Мне пора уходить.

Что я и сделал. Из отеля «Глочестер» я послал ей букет цветов с моей визитной карточкой и словами благодарности за предоставленную информацию. Мне не долго пришлось ждать, Сара Клейтон вскоре позвонила мне в отель. Она извинилась за грубость, но ведь история эта настолько деликатная, что ее нельзя просто так рассказать любому встречному. Но, так как, судя по всему, я знаю обо всем этом больше, чем ей бы хотелось, она приглашает меня на следующий день на чашку чая — если я не против.

Конечно, против я не был, а чай, который она подала, был превосходен. Но еще более меня удивило присутствие ее сестры, Джульет Клейтон. Как только Сара рассказала ей о моем визите, та вспомнила меня и предложила встретиться, потому что опасалась, что с моим упорством я не остановлюсь, пока не узнаю всего, а ложными сведениями я мог причинить больше вреда, нежели узнав сразу всю правду.

Таким образом я узнал о том, что произошло на самом деле:

Вильяма Карлайля после освобождения преследовала лишь одна мысль: месть Омару Муссе. Он был убежден, что без свидетельства Омара он бы не был осужден за убийство Хартфилда. Годами он искал Муссу, сначала в Египте, затем в Берлине и, наконец, узнал, что после войны тот переселился в Дюссельдорф. Как всегда, сведения эти попали к Карлайлю случайно.

Джульет рассылала в «Кристис» каталоги аукционов и однажды наткнулась на имя Омара Муссы, адрес — Кенигсаллее, Дюссельдорф. Когда Карлайль узнал, что Омар получил номер на аукцион египетского искусства, он разработал дьявольский план.

С помощью каких-то темных связей, оставшихся у него со времен заключения, он достал так называемый смертельный шприц, укол которого прекращает кровообращение, вследствие чего через несколько секунд наступает смерть. Обе женщины утверждали, что ничего не знали об этом, а Джульет клялась Всевышним, что, знай она о планах Карлайля, никогда не выдала бы номер 135.