Линдсей Дэвис - Венера из меди

Она читала мои мысли:

– Марк, я слышала, твой конь выиграл скачки в Большом Цирке.

Жизнь иногда может и порадовать: конь, которого звали Малыш, по счастливой случайности достался мне по наследству. Я не мог позволить себе содержать его, но прежде чем конь отправился к торговцу лошадьми, я выступил с ним только в одном состязании - которое он и выиграл с удивительным перевесом.

– Елена, ты правы, я срубил немного монет на этих скачках. Я мог бы инвестировать их в более приличную квартиру, чтобы привлечь клиентов получше.

Она одобрительно кивнула, ее голова лежала на моем колене. Ее волосы были заколоты целым пантеоном булавок из слоновой кости, все с резными ручками в виде строго глядящих богинь. Пока я размышлял об отсутствии денег, я вытащил одну и сунул ее за пояс, как охотничий нож, затем поддразнивая Елену принялся за оставшиеся. Елена, слегка раздраженная, попыталась прекратить это, ухватив меня за запястья. В конце концов она рассыпала булавки, которые я сжимал в горсти, по полу, и я позволил ей пошарить вокруг, пытаясь найти их, пока я, согласно с моим планом, методично продолжал.

К тому времени, как я освободил все ее волосы, Елена возвратила себе все заколки – хотя я заметил, что она позволила мне оставить одну, спрятанную в моем поясе. она все еще у меня: Флора, с короной из роз, что прописывают при сенной лихорадке, я нахожу ее иногда, когда роюсь в поисках упущенной ручки в моем письменном ящике.

Я разметал блестящие волосы Елены, как я хотел:

– Так-то лучше! Теперь ты больше похожа на девушку, которая может согласиться, чтоб ее поцеловали… На самом деле ты выглядишь, словно можешь даже поцеловать меня по собственному желанию…

Я наклонился и обвил ее руками свою шею.

Это был длинный, полный глубокой признательности поцелуй. Только то, что я очень хорошо знал Елену, позволило мне заметить, что моя страсть была встречена с необычной сдержанностью с ее стороны.

– Что случилось? Уходишь от меня, ягодка?

– Марк, я не могу…

Я все понял. Этот выкидыш был потрясением для нее, она боялась рискнуть снова. И она, вероятно, боится потерять меня. Мы знали более чем одного умника с его римской прямотой, который, не подумав даже, угробил бы несчастную подругу в такое время

– Прости меня…

Она была смущена, и изо всех сил пыталась убежать. Но она все еще была моей Еленой. Она хотела, чтобы я ее удержал, почти так же сильно, как и я этого хотел. Она нуждалась в утешении – пусть даже она и пыталась уклониться от моей поддержки.

– Моя милая, это естественно.

Я ослабил свои объятья.

– Все как нибудь уладится…

Я знал, что я должен быть крайне аккуратным, поэтому я старался обращаться с ней осторожно, хотя это было трудно, принимая во внимание обманутые надежды, это чувствовалось просто физически. Я ругался про себя, и Елена должна была чувствовала это.

Мы тихо сидели и говорили о семейных делах (плохая идея, как всегда), а потом я сказал, что мне пора уходить.

Елена проводила меня до двери. Привратник теперь исчез, поэтому я откинул засовы сам. Она обняла меня и уткнулась лицом в мою шею.

– Я полагаю, ты будешь бегать за другими женщинами!

– Конечно!

Мне удалось и это обратить в шутку.

От вида ее огромных, полных боли, глаз мне становилось плохо. Я поцеловал ее веки, затем мучая себя, крепко прижал к себе подняв, что ее ноги оторвались от земли.

– Приходи жить ко мне! – предложил я внезапно. – Только боги могут знать, сколько времени мне понадобится, чтобы заработать на респектабельную жизнь для нас. Я боюсь потерять тебя, я хочу, чтобы ты была рядом. Если я сниму квартиру побольше…

– Марк, я просто чувствую…

– Верь мне.

Елена улыбнулась и дернула меня за ухо, как будто она думала, что это самый быстрый способ сделать наши трудности постоянными. Но она обещала подумать о том, что я сказал.

Я легким сердцем шел домой на Авентин. Даже если моя дама не пожелает присоединиться ко мне, с моим выигрышем на Малыше нет ничего, что помешает мне снять более приятную квартиру… Знание, что я наконец иду домой, и мысли о смене жилища подбодряли меня.

Потом я вспомнил, прежде, чем меня потащили в тюрьму, непогашенные жетоны со скачек проглотила моя трехлетняя племянница.

Прачечная "Орел", Фонтанный Дворик.

Из всех скрипучих многоквартирных домов в самых грязных переулках города, самый унижающий достоинство жильца – Фонтанный Дворик. Он всего в пяти минутах ходьбы от большой дороги в Остию 23 23 Остия (лат. Ostia) – античный порт Рима в устье Тибра. , одной из самых важных в Империи, но эта язва в подмышке Авентина совсем иной мир. Наверху, на двойной вершине холма стоят большие храмы Дианы и Венеры, но мы жили слишком близко, чтоб любоваться их возвышенной архитектурой из нашей глубокой и темной путаницы безымянных тупичков. Здесь жилье было дешевым (для Рима). Некоторые из нас готовы заплатить более справедливому домовладельцу, лишь бы тот нанял парочку приставов и выселил нас на лучшую улицу с более свежим воздухом.

Моя квартира располагалась на верхнем этаже огромного ветхого здания. Весь первый этаж занимала прачечная; шерстяные туники, ожидавшие хозяев были единственными чистыми вещами в округе. Однако их первозданную чистоту можно было порушить одной прогулкой вниз по грязной улочке, что использовалась и для выхода из квартала и для слива нечистот. Повсюду была сажа от печи, в которой одноглазый поставщик канцелярских товаров варил зловонные чернила и дым, который напускал наш местный хлебопек Кассий, который, как ни один другой пекарь в Риме, мог обуглить каравай.

Это были опасные закоулки: только я потерял бдительность, и тут же вляпался по самые лодыжки в липкое коричневое дерьмо. Пока я ругался про себя и пытался очистить обувь о бордюрный камень, Ления, прачка, высунула свою круглую голову из-за развешанных на веревке туник. Увидев меня, она, как обычно, поспешила высмеять мою персону. Она была растрепана и напоминала садящегося на воду лебедя: дикие космы огненно рыжих крашеных волос, водянистые глаза и голос, хриплый от слишком большого количества кружек плохо перебродившего вина.

– Фалько! Где ты был всю неделю?

– За городом.

Было непонятно, поняла ли она, что я имел в виду Латомийскую тюрьму. Не то, чтоб Лении было все равно. Она слишком ленива, чтоб быть любопытной, если дело не касалось бизнеса. В этот круг включался и вопрос о том, получил ли мой грязный домовладелец Смаракт свою плату – и то, ее это стало интересовать только с тех пор, как она вознамерилась выйти за него замуж. Решение было принято по чисто финансовым соображениям (Смаракт, десятилетия выжимая деньги из бедняков, стал богат как Красс 24 24 Марк Лициний Красс (лат. Marcus Licinius Crassus) – римский политик и военачальник I в.д.н.э., скопил огромное богатство на сделках с недвижимостью и сборах арендной платы. ), а теперь Ления готовилась к свадьбе с клинической страстью хирурга. (Зная, что пациент заплатит побольше за его услуги, после того как сам же его и искромсал ножом…)