Борис Акунин - Коронация, или Последний из романов

Мадемуазель крепко сжала мне руку.

– Благодарю вас, Атанас. Вы вернули мне веру в человеческое благородство. Нет-нет, я пойду с вами. Мне стыдно, что я могла заподозрить Эраста в вероломстве. Для него камень, даже такой особенный, не может быть дороже жизни ребёнка. И наших жизней тоже, – тихо закончила она.

Вторая половина её короткой, прочувствованной речи несколько испортила приятное впечатление от первой, и всё же я был растроган. Хотел ответить на пожатие её пальцев, но это, пожалуй, выглядело бы чрезмерной вольностью. Так мы и ехали дальше, и её рука касалась моей.

У меня, в отличие от мадемуазель, не было уверенности в благородстве господина Фандорина. Представлялось весьма вероятным, что в самом, скором времени земное существование Афанасия Зюкина закончится, причём не тихим и незаметным образом, как следовало бы по всей логике моей жизни, а с неприличным шумом и грохотом. Компания Эмилии делала эту мысль менее отвратительной, в чем, безусловно, проявлялось качество, которое я не терплю в других и всегда старался подавлять в себе – малодушное себялюбие.

А между тем в наглухо закрытой карете становилось все трудней дышать. У меня по лицу и сзади, за воротник, стекали капли пота. Это было неприятно и щекотно, но я не мог вытереться платком-для этого пришлось бы отнять руку. Мадемуазель тоже дышала учащённо.

Внезапно мне пришла в голову простая и страшная мысль, от которой пот заструился ещё обильней. Я попробовал тихонько, чтобы не вспугнуть мадемуазель, просунуть руку в узелок и открыть крышку шара. Однако щелчок все же раздался.

– Что это был? – встрепенулась мадемуазель. – Что был этот звук?

– Замысел Линда проще и коварнее, чем представляется Фандорину, – сказал я, хватая ртом воздух. – Я полагаю, что доктор приказал возить нас в этом заколоченном ящике до тех пор, пока мы не задохнёмся, а после преспокойно забрать «Орлова». Только ничего у него не выйдет – я включаю взрыватель. Пока я в сознании, буду держать бомбу на весу обеими руками. Когда же иссякнут силы, шар упадёт…

– Vous etes fou! – воскликнула мадемуазель, рывком высвободила руку и схватила меня за локоть. – Vous etes fou! N'y pensez pas! Je compte les detours, nous sommes presque la! [30] Вы сошли с ума! Не вздумайте! Я считаю повороты, мы уже почти приехали! (фр.)

– Поздно, я уже надавил, – сказал я и крепко сжал шар обеими руками.

А ещё через минуту карета и в самом деле остановилась.

– Ну, выхучай Господь, да? – шепнула Эмилиями перекрестилась, но не по-православному, а на свой католический лад, слева направо.

Дверца отворилась, и я сощурился от яркого света. Никто мне глаз не завязывал, и я увидел облупленную стену маленькой часовни, а поодаль, в сотне шагов, башни и колокольни большого старинного монастыря. Ступив на подножку, украдкой осмотрелся по сторонам. У пруда сидели с удочками рыбаки, а на краю ближнего сквера зеленел свежей листвой узловатый дуб, в дупле которого предположительно прятался старший агент Кузякин. На душе стало чуть-чуть спокойней, хотя ненадевание повязки, вероятнее всего, означало, что живыми Линд выпускать нас не намерен. Мадемуазель высунулась из-за моего плеча и тоже принялась оглядываться – ах да, она ведь оказалась здесь без повязки впервые. Ничего, господин доктор, подумал я, пропадём, так вместе с вами, и прижал к груди узелок.

Кучер, стоявший сбоку от распахнутой дверцы, схватил меня за локоть и дёрнул: слезай, мол. Я поморщился – такая силища была в этих стальных пальцах.

Ржавая дверь с увесистым навесным замком, почти не скрипнув, открылась нам навстречу.

Я вошёл в полутёмное помещение, более просторное, чем казалось снаружи, и увидел несколько мужских фигур. Прежде чем успел их разглядеть, дверь за нами закрылась, но от этого свет не исчез, а лишь сделался из сероватого желтоватым – на стенах висело несколько масляных светильников.

Людей Линда было четверо. Прежде всего я обратил внимание на седого сухонького господина с безгубым, нерусским лицом и в стальных очках. Неужто это и есть доктор Линд? По обе стороны от него стояли двое высоких и плечистых, чьи лица тонули в тени, – надо полагать, телохранители. Четвёртым был кучер, вошедший следом и привалившийся спиной к двери, как бы отрезая нам путь к отступлению.

Один из телохранителей замахал рукой на кучера, явно требуя, чтобы тот вышел.

Кучер кивнул, но не тронулся с места. Телохранитель сердито указал пальцем на дверь. Кучер скрестил руки на груди.

– Taubstummer Dickkopf! [31] Упрямая глухонемая дубина! (нем.) – выругался верзила.

Так вот почему возница вёл себя с нами так странно. Теперь понятно, отчего Линд не боялся, что бородач попадёт в руки полиции.

Второй телохранитель сказал, тоже по-немецки:

– Да черт с ним, пусть торчит. Ему, поди, тоже любопытно.

Но здесь седой господин властно протянул руку к узелку, и я понял, что начинается самое главное.

– Принесли? Давайте, – тусклым голосом сказал он по-французски.

Я бросил на пол платок, в который был завернут шар, открыл крышечку и камень сверкнул из своего бархатного гнёзда ленивым, приглушённым блеском.

Медленно и ясно выговаривая каждое слово, я объяснил про сюрприз и про условия обмена. Слава Богу, мой голос ни разу не дрогнул. Тут самое важное было, чтобы Линд поверил – если понадобится, я не струшу.

Он выслушал меня не перебивая и кивнул, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся. Нетерпеливо щёлкнул пальцами:

– Хорошо-хорошо. Давайте, я проверю.

И вытащил из кармана маленькую, окованную медью лупу.

Выходит, это был не Линд, а ювелир – как и предсказывал Фандорин. Я поддел двумя пальцами маслянистый камень, который охотно и как-то даже уютно лёг в мою ладонь, будто был сотворён как раз по её мерке. Второй рукой я осторожно прижал бомбу к груди.

Ювелир взял бриллиант и подошёл к одной из ламп. Телохранители – или кто они там были на самом деле – обступили мастера и шумно засопели, когда грани «Орлова» вспыхнули нестерпимым сиянием.

Я оглянулся на мадемуазель. Она стояла неподвижно, сцепив пальцы. Приподняв брови, показала взглядом на шар, и я успокаивающе кивнул: не беспокойтесь, не уроню.

Света масляной лампы ювелиру показалось мало. Он достал ещё и электрический фонарик, подвигал пружиной. Тонкий, яркий луч коснулся бриллианта, и я прищурился – показалось, что от камня посыпались искры.

– Alles in Ordnung [32] Все в порядке (нем.) , – бесстрастно произнёс ювелир на нечистом немецком и спрятал лупу в карман.

– Верните камень, – потребовал я.

А когда он не выполнил моё требование, я угрожающе вытянул вперёд обе руки с раскрытым шаром.

Ювелир пожал плечами и положил бриллиант обратно в нишу.