Джулиан Барнс - Артур и Джордж

Семенящей походкой в комнату вошел Энсон, протянул руку посетителю и пригласил его садиться. Хозяин дома, одетый в двубортный костюм, был невысок ростом и крепко сбит, лет сорока пяти. Ни у кого еще Кэмпбелл не видывал столь аккуратных усов: они казались продолжениями крыльев носа и точно вписывались треугольником в пространство над верхней губой, как будто были приобретены по каталогу после скрупулезнейших замеров. Галстук скрепляла золотая булавка в форме стаффордширского узла, возвещавшего миру и без того известную истину: капитан, достопочтенный Джордж Огастес Энсон, главный констебль с тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года, заместитель председателя Совета графства по делам территориальной армии с тысяча девятисотого, – до мозга костей патриот Стаффорда. Кэмпбелл, полицейский-профессионал, принадлежавший к более молодому поколению служителей правопорядка, не мог взять в толк, почему начальником местной полиции должен быть единственный дилетант во всем подразделении; но не только это удивляло его в устройстве общества, которое базировалось скорее на замшелых предрассудках, нежели на современных представлениях. И все же Энсон пользовался уважением подчиненных и был известен тем, что не давал в обиду своих офицеров.

– Кэмпбелл, вы, наверное, уже догадались, в какой связи я вас вызвал.

– Полагаю, что в связи с нападениями на домашний скот, сэр.

– Именно так. Сколько у нас было эпизодов?

Эти данные Кэмпбелл отрепетировал так, что они от зубов отскакивали, но тем не менее полез за блокнотом.

– Второго февраля: ценной породы лошадь, принадлежавшая мистеру Джозефу Холмсу. Второго апреля: верховой жеребец, принадлежавший мистеру Томасу; зарезан точно таким же способом. Четвертого мая: корова из стада миссис Бангей – тем же способом. Еще через две недели, восемнадцатого мая: зверски искалечена лошадь мистера Бэджера; той же ночью – пять овец. Наконец, на прошлой неделе, шестого июня – две коровы, принадлежавшие мистеру Локьеру.

– И всегда в ночное время?

– Всегда в ночное время.

– Какие-нибудь отчетливые закономерности прослеживаются?

– Все нападения совершены в радиусе трех миль от Уэрли. И еще… не знаю, можно ли считать это закономерностью, но все случаи произошли на первой неделе месяца. Исключение только одно: восемнадцатое мая. – Чувствуя на себе взгляд Энсона, Кэмпбелл поторопился закончить. – При этом способ надреза в основных чертах неизменен.

– Неизменно мерзок, вне всякого сомнения.

Кэмпбелл поднял взгляд на главного констебля, чтобы понять, готов ли тот выслушать подробности. И принял молчание за неохотный знак согласия.

– У каждого животного было вспорото брюхо. Как правило, одним поперечным разрезом. А у коров… у коров к тому же изуродовано вымя. И вдобавок искромсаны… искромсаны половые органы, сэр.

– Такая бессмысленная жестокость по отношению к беззащитным живым тварям? Это выходит за рамки здравого смысла, вы согласны, Кэмпбелл?

Кэмпбелл решил не заострять внимания на том, что сверху на него глядит стеклянный глаз отрубленной головы – не то лося, не то оленя.

– Так точно, сэр.

– Значит, мы ищем некоего маньяка с ножом.

– Вряд ли это был нож, сэр. Я беседовал с ветеринаром, который засвидетельствовал более поздние случаи – лошадь мистера Холмса еще не рассматривалась как эпизод данной серии, – так даже он недоумевал по поводу орудия преступления. Оно, видимо, было чрезвычайно острым, но вместе с тем проникало только сквозь кожу и первый слой мышечной ткани, не дальше.

– Почему же это не нож?

– Потому, что нож – к примеру, мясницкий – проник бы глубже. Пусть даже в каком-нибудь одном месте. Нож выпустил бы кишки. В сущности ни одно животное не было убито непосредственно в момент нападения. Все либо истекли кровью, либо были обнаружены в таком состоянии, что их оставалось только забить.

– Если не нож, то что же это было?

– Нечто такое, что режет легко, но не глубоко. Вроде бритвенного лезвия. Но более прочное. Например, какой-нибудь инструмент кожевенника. Или орудие фермера. Как мне видится, этот человек знает подход к животным.

– Человек или люди. Злодей-одиночка или целая банда злодеев. Злодейское преступление. Вам доводилось сталкиваться с похожими случаями?

– В Бирмингеме – никак нет, сэр.

– Да, в самом деле. – Криво усмехнувшись, Энсон ненадолго умолк.

Тогда Кэмпбелл позволил себе задуматься о полицейских лошадях в конюшне Стаффорда: насколько те чутки и отзывчивы, насколько теплы, пахучи, ворсисты – так и хочется сказать «пушисты», как они прядают ушами и склоняют к тебе голову, как фыркают носом – будто чайник закипает. Что за отродье могло желать зла таким существам?

– Комиссар Барретт вспоминает относительно недавний случай, когда один подлец увяз в долгах и прирезал собственную лошадь, чтобы получить страховку. Но у нас целая серия… что-то в этом сквозит нездешнее. Конечно, в Ирландии подрезать среди ночи сухожилия хозяйской скотине – это, считай, традиционная забава. Но от фениев еще и не такого можно ожидать.

– Да, сэр.

– Этому надо срочно положить конец. Такие возмутительные злодеяния бросают тень на все графство.

– Так точно, в газетах…

– Плевать я хотел на газеты, Кэмпбелл. Меня волнует одно: честь Стаффордшира. Я не допущу, чтобы наше графство считали вотчиной дикарей.

– Конечно, сэр. – А про себя инспектор предположил, что шеф полиции наверняка ознакомился с последними редакционными статьями: все они носили резко негативный характер, а в отдельных случаях даже переходили на личности.

– Я бы посоветовал вам поднять сводки о преступлениях в Грейт-Уэрли и окрестностях за последние несколько лет. Были же… непонятные случаи. А еще советую вам объединить усилия с теми, кто досконально знает эту местность. Есть один весьма трезвомыслящий сержант… запамятовал его фамилию. Рослый, краснолицый…

– Аптон, сэр?

– Вот-вот, Аптон. Этот всегда держит ухо востро.

– Слушаюсь, сэр.

– А я в свою очередь прикомандирую сюда пару десятков специально обученных констеблей-добровольцев. Они поступят в распоряжение сержанта Парсонса.

– Двадцать человек!

– Двадцать человек – и к черту экономию. Если потребуется, все расходы покрою из своего кармана. Мне нужно, чтобы констебли караулили под каждой изгородью, за каждым кустом, пока злодей не будет схвачен.

Кэмпбелла мало волновали расходы. Он не понимал, как можно скрыть прибытие двадцати специальных констеблей, если в деревне слухи разносятся быстрее, чем по телеграфным проводам. Двадцать специально обученных людей, в большинстве своем незнакомых со здешними условиями, против одного местного, который просто-напросто отсидится дома, смеясь над этими чужаками. И потом, какое количество скота способны защитить два десятка констеблей-добровольцев? Сорок голов, шестьдесят, восемьдесят? А сколько всего голов скота в округе? Сотни, если не тысячи.