Джулиан Барнс - Артур и Джордж

Альпийский воздух, лучшие врачи, свобода в денежных средствах, помощь Лотти, взявшей на себя обязанности сиделки, и настойчивость Артура в борьбе с дьяволом – все это способствовало стабилизации, а затем и улучшению состояния Туи. В конце весны она окрепла настолько, что ей разрешили вернуться в Англию; у Артура появилась возможность уехать в рекламный тур по Америке. Следующей зимой они вернулись в Давос. Первоначальный приговор сроком в три месяца был опровергнут; доктора в один голос подтверждали, что здоровье пациентки теперь внушает куда меньше опасений. Третью зиму Артур и Туи провели в пустыне близ Каира, поселившись в отеле «Мена-хаус» – невысоком белом строении, за которым в отдалении маячили пирамиды. Артур с раздражением вдыхал колючий воздух, но успокаивался игрой на бильярде, а также партиями в теннис и гольф. Ему светили ежегодные зимние ссылки, каждая чуть длиннее предыдущей, а после… Нет, он не позволял себе загадывать дальше весны, дальше лета. Хорошо еще, что в этих неустроенных гостиничных буднях, в переездах по морю и по железной дороге Артур умудрялся писать. А когда ему не работалось, он шел в пустыню и колотил битой по мячу, отправляя его как можно дальше. В сущности, это песчаное поле для гольфа представляло собой один необъятный песчаный бункер; куда ни попадешь – все едино. Такой же, по всей видимости, сделалась и его жизнь.

Однако в Англии судьба свела его с Грантом Алленом: подобно Артуру, тот был писателем; подобно Туи – легочным больным. Он заверил Артура, что для борьбы с недугом вовсе не обязательно уезжать в ссылку, и в качестве живого доказательства предъявил самого себя. Разгадку дал его адрес: Хайндхед, графство Суррей. Деревня на Портсмутском тракте – как оказалось, на полпути между Саутси и Лондоном. Что важно: ее отличал уникальный микроклимат. Это была возвышенная, защищенная от ветров местность, сухая, лесистая, с песчаными почвами. Ее называли суррейской Швейцарией.

Артура не пришлось долго убеждать. Он жаждал деятельности и насущных планов, не терпел промедлений и опасался пустоты, неизбежной во время любой ссылки. Хайндхед предлагал решение всех вопросов. Оставалось купить землю и заказать проект особняка. Артур подыскал участок площадью в четыре акра, поросший елями, уединенный, спускавшийся к небольшой долине. Поблизости находились возвышенность Гиббет-Хилл и впадина «Чертова ступа»; на расстоянии пяти миль, в Хэнкли, располагалось поле для гольфа. Артура обуревали идеи: предусмотреть бильярдную, и теннисный корт, и конюшню; обустроить жилье для Лотти, а возможно, и для миссис Хокинс, и, конечно, для Вуди, с которым был заключен бессрочный контракт. Особняк должен быть внушительным и в то же время приветливым, как и положено дому именитого писателя, но вместе с тем удобным для всей семьи и для больной женщины. Пусть в нем будет много света, а из комнаты Туи пусть открывается самый лучший вид. Каждая дверь пусть будет оснащена электрической кнопкой – когда-то Артур пытался подсчитать, сколько времени человечество тратит на возню с обычными дверными ручками. Вполне возможно установить здесь собственный электрогенератор; а учитывая, что владелец особняка достиг определенного уровня, здесь будет уместен витраж с изображением фамильного герба.

Набросав план, Артур вручил его архитектору. Причем не первому попавшемуся, а самому Стэнли Боллу, его старинному знакомцу-телепату из Саутси. Те ранние эксперименты по передаче мыслей на расстоянии он теперь счел неплохой разминкой. Из Давоса, куда придется в очередной раз вывезти Туи, можно будет поддерживать с Боллом почтовую, а то и телеграфную связь. Но кто знает, добьются ли они архитектурного единомыслия, если физически окажутся за сотни миль друг от друга?

Витражное окно хорошо бы сделать во всю высоту двухэтажного холла. В верхней части – английская роза, в нижней – шотландский чертополох, а по центру – вензель А. К. Д. Под ним – три уровня геральдических щитов. Первый уровень: Перселлы Фоулкс-Ротские, Пэки Килкеннийские, Махоны Шивернийские. Второй уровень: Перси Нортумберлендские, Батлеры Ормондские, Коклафы Тинтернские. И на уровне глаз: Конаны Бретонские (горизонтальная перекладина на серебряном фоне и красный лев на задних лапах, со сменой тинктуры), Хокинсы Девонширские (дань происхождению Туи) и, наконец, герб Дойлов: три оленьи головы и ольстерская красная рука. Изначально девиз Дойлов гласил: Fortitudine Vincit; но здесь, под геральдическим щитом, Артур расположил другой вариант: Patientia Vincit . Это и будет ответом нового дома всему миру и треклятой бацилле: побеждает терпение.

Стэнли Болл и его строители видели одно лишь нетерпение. Устроив себе штаб-квартиру в ближайшей гостинице, Артур то и дело приезжал на строительную площадку и донимал всех. Но в конце концов особняк приобрел узнаваемые очертания: длинная, как сарай, постройка из красного кирпича со множеством изразцов и тяжеловесными фронтонами стянула узкую часть долины. Стоя на новенькой террасе, Артур окидывал хозяйским глазом широкую, только что раскатанную и засеянную лужайку. За ней участок острым клином уходил вдаль и терялся в лесу. Зрелище было магическое: Артуру оно сразу напомнило какую-то германскую сказку. Оставалось только высадить здесь рододендроны.

На торжественное открытие витража Артур привез с собой Туи. Она обвела глазами цвета, имена, а потом остановила взгляд на девизе дома.

– Матушка будет довольна, – заметил Артур. И только мимолетная пауза, предшествовавшая улыбке жены, заронила в его душу сомнение. – А ведь ты права, – спохватился он, хотя она не произнесла ни слова.

Ну не болван ли он? Как можно было, увековечивая свою блистательную генеалогию, забыть о родословной собственной матери? На мгновение Артуру захотелось приказать рабочим тут же размонтировать эти стекла, будь они неладны. Затем, после виноватых размышлений, он заказал еще один, более скромный витраж для лестничной клетки. В его центральной части предполагалось расположить упущенный герб с именем рода: Фоули Вустерширские.

Свои владения он решил назвать «Подлесьем» (в знак нависающих древесных крон), дабы придать современной постройке элегантный англо-саксонский колорит. Жизнь здесь можно было вести как раньше, только с оглядкой и в ограниченных пределах.

Жизнь. Как легко слетало у всех с языка – в том числе и у него – это слово. Жизнь должна продолжаться, с этим никто не спорит. И лишь немногие задаются вопросами: а что есть жизнь, и почему она есть, и единственная ли она – или это всего лишь амфитеатр, ведущий в совершенно иные пределы. Артура нередко озадачивала легкость, с которой люди относятся к тому, что привычно именуют своей… своей жизнью, будто отчетливо понимают и само слово, и его обозначаемое.