Джулиан Барнс - Артур и Джордж

– И рад бы, да у меня ее нет. Я просил Джин подарить мне свой снимок, но она говорит, что нефотогенична. И не любит улыбаться в камеру, потому что стесняется своих зубов. Прямо так и сказала. Думает, они слишком крупные. Конечно же, это чепуха. Она просто ангел.

Слушая рассказ сына, матушка не упускает из виду странную параллель, проведенную судьбой. Долгие годы она была замужем за человеком, которого общество из вежливости объявляло тяжелобольным – не важно, приволакивал его домой крохобор-извозчик или медики отправляли в лечебницу под видом эпилептика. В отсутствие мужа и по причине его невменяемости она утешилась с мужчиной по имени Брайан Уоллер. Тогда суровый и беспощадный сын посмел ее осуждать, а порой едва ли не ставил под сомнение ее честь своими недомолвками. А нынче он, ее любимый, обожаемый ребенок, в свой черед обнаружил, что житейские трудности не заканчиваются у алтаря; по мнению некоторых, там они только начинаются.

Матушка слушает; она понимает и оправдывает. Артур поступает правильно и по чести. А она была бы рада знакомству с мисс Лекки.

Он устраивает их встречу, и матушка высказывается о Джин одобрительно, точно так же как в свое время, еще в Саутси, одобрила Туи. Это не бездумное потакание прихотям избалованного сына. С точки зрения матушки, Туи, мягкая и покладистая, была идеальной женой для честолюбивого, но еще не нашедшего себя молодого врача, который стремился утвердиться в обществе, чтобы оно поставляло ему пациентов. Однако, вознамерься он жениться сейчас, ему лучше всего подошла бы такая девушка, как Джин, независимая, решительная и прямолинейная: в этих проявлениях матушка усматривает некоторое сходство с собственной персоной. Про себя она также отмечает, что Джин – первая спутница ее сына, которой он не дал прозвища.

В холле «Подлесья» на столике стоит телефонный аппарат с трубкой фирмы «Гауэр-Белл», по форме напоминающий подсвечник. У него индивидуальный номер, «Хайндхед-237», а благодаря имени и славе Артура его телефон, в отличие от многих других, имеет выделенную линию. Но Артур никогда не звонит Джин из дома. Он даже помыслить не может о том, чтобы выгадывать удобный момент, когда слуги уйдут по хозяйственным делам, дети – в школу, Туи – отдыхать, Вуд – прогуляться, а сам он сможет затаиться в холле спиной к лестнице и шептать в трубку, стоя под витражом с именами и гербами предков. Ему не представить себя за подобным занятием: оно – доказательство интрижки, не столько для тех, кто может его застукать, сколько для него самого. Телефон – излюбленный инструмент неверного мужа.

Поэтому Артур предпочитает общение посредством писем, записок, телеграмм; общение с помощью слов и подарков. Через пару месяцев Джин взволнованно объясняет, что квартира, в которой она живет, не очень-то велика, и, хотя она делит жилье с верными подругами, каждый приход посыльного начинает ее смущать. Если женщина получает много подарков от джентльменов – или, что компрометирует еще сильнее, от одного джентльмена, – ее считают любовницей; по крайней мере, потенциальной любовницей. Выслушав Джин, Артур упрекает себя за недомыслие.

– И вообще, – говорит Джин, – мне не нужны доказательства. Я уверена в твоей любви.

В первую годовщину их знакомства он дарит ей один подснежник. Джин говорит, что такой радости ей бы не доставили ни драгоценности, ни наряды, ни комнатные растения, ни дорогой шоколад – все то, что мужчины обычно преподносят женщинам. Материальных потребностей у нее немного, а средств с лихвой хватает на удовлетворение всех желаний. И более того, отсутствие подарков – это признак того, что их отношения не банальны, как у других пар.

Но вопрос о кольце повисает в воздухе. Артур хочет, чтобы Джин носила на пальчике – не важно на каком, – это ювелирное украшение, дабы подавать ему тайные знаки, когда они вместе оказываются на светских приемах. Джин эта идея не по нраву. Мужчины дарят кольца трем категориям женщин: женам, любовницам и невестам. Она не принадлежит ни к одной категории, а потому кольцо – это не для нее. Любовницей она не будет никогда; жена у Артура уже есть; и невестой ей тоже не бывать. Считать себя невестой – все равно что говорить: я жду смерти его жены. У некоторых пар, она знает, существует такая договоренность, но в их случае это исключено. Их любовь иная. У нее нет ни прошлого, ни будущего, о котором можно помечтать; есть только настоящее. Артур говорит, что считает ее своей мистической женой. Джин соглашается, но отвечает, что мистические жены не носят реальных колец.

Решение, конечно же, находит матушка. Она приглашает Джин в Инглтон, с тем чтобы Артур приехал на следующее утро. Но вечером у матушки возникает идея. Сняв с мизинца левой руки тонкое колечко, она надевает его на мизинец Джин. Голубой сапфир-кабошон в свое время принадлежал матушкиной двоюродной бабке.

Джин разглядывает кольцо под одним углом, под другим и тут же снимает.

– Я не могу принять вашу фамильную драгоценность.

– Это кольцо я получила от двоюродной бабушки, считавшей, что оно будто создано для меня. Когда-то это действительно было так; но теперь – нет. Оно больше подходит вам. Мы с вами сроднились. С первого дня.

Джин не может отказать матушке; мало кто на это способен. Когда приезжает Артур, он демонстративно ничего не замечает; наконец женщины обращают его внимание на кольцо. Но даже после этого он прячет свой восторг, отмечая вслух, что камешек-то маловат, и предоставляя женщинам возможность посмеяться над его ворчливостью. Теперь Джин носит кольцо не Артура, а Дойлов, и это ничуть не хуже; возможно, даже лучше. Артур уже представляет, как будет видеть это кольцо за обеденным столом с изысканными яствами, над фортепианными клавишами, на подлокотнике театрального кресла, на уздечке лошади. Ему видится в этом связующий символ. Мистическая жена.

Ложь во спасение дозволена джентльмену в двух случаях: чтобы защитить женщину и чтобы ввязаться в праведный бой. Артур лжет Туи гораздо чаще, чем мог представить. На первых порах он предполагал, что в суматохе дней и недель, авантюр и увлечений, спортивных игр и путешествий необходимости обманывать жену не возникнет: Джин просто затеряется среди многочисленных событий его календаря. Но коль скоро она не может исчезнуть из его сердца, то не может исчезнуть ни из его разума, ни из совести. И Артур приходит к выводу, что каждая встреча, каждый план, каждое отправленное письмо, длинное или короткое, каждая мысль о Джин так или иначе сопряжены с ложью. Чаще всего ложь сводится к недомолвкам, хотя иногда, в силу необходимости, приходится и что-нибудь выдумывать; как бы то ни было, это ложь. А Туи невероятно доверчива; она принимает и всегда принимала внезапные изменения в планах мужа, его порывистость, решения остаться дома или уйти. Артуру ясно, что она пребывает в неведении; от этого он нервничает сильнее всего. Ему трудно представить, как неверные мужья могут жить в гармонии со своей совестью и какова должна быть степень их нравственного падения, чтобы вот так, походя, лгать.