Антон Чиж - Лабиринт Просперо

– Вышел со своей папиросой, такая неприятная личность! – Хорошенький носик Стрепетовой брезгливо наморщился.

– Обратно призрак также сквозь стену удалился?

– Смеетесь надо мной?

– И в мыслях не было. Хотел узнать, куда он подевался…

– Нет, господин Ванзаров, обратно он не выходил! – Ирония так и звенела в словах.

– Он что-нибудь сказал?

– Что может сказать призрак?!

– Обычно они разговорчивы. Призрак отца Гамлета рассказал о своем убийце. Призрак Маверика не был столь откровенен?

– К счастью, нет! Я бы от страха умерла! – ответила она.

– Как вы здесь оказались? – спросил Ванзаров.

Дама решительно не поняла, о чем ее выспрашивают.

– Как оказались с мужем в этом санатории?

– Ах, это… – Стрепетова улыбнулась. – С чего вдруг интерес?

– Я вообще любопытен, – последовал честный ответ.

– Забавная история! Мы с мужем ехать никуда не собирались и ничего такого не думали. Рождество собирались дома встречать, гостей позвали. А тут накануне…

– Когда именно…

– Двадцать первого декабря утром прибывает курьер с письмом…

– Среднего роста, лицо обморожено и башлыком замотано, весь в снегу и на носу знатный прыщ… – опять перебил Ванзаров.

Стрепетова не скрывала удивления:

– Откуда вы знаете?

– Это так, к слову. Что же принес курьер?

– Оказалось, что я и муж выиграли поездку в сестрорецкий «Курорт»! Все бесплатно! Разве можно от такого отказаться?

– Чем-то помогали Обществу взаимного доверия и братской любви?

– В том-то и дело! – Стрепетова была заранее довольна эффектом, который должен произвести конец истории: – Мы о них впервые услышали!

– Письмо, конечно же, осталось дома.

– Не таскать же его с собой…

Ванзаров, когда было нужно, умел изобразить из себя кого угодно. Как сменить маску.

– Признайтесь в маленьком секретике! – Он перешел на шепот и шаловливо подмигнул.

Стрепетова, как видно, тоже обожала крохотные женские тайны. Особенно чужие.

– Что же вам такое выдать? – Она повела плечиками, довольно соблазнительно.

– Сущий пустяк: какая кошка пробежала между вами и барышней Марго?

Вопрос оказался не столь приятным, мадам сморщила носик.

– Я бы не хотела…

– Вы обещали мне! – надавил Ванзаров.

– Ну, хорошо, только вам… – Стрепетова поманила к себе пальчиком. – Эта молодая мерзавка строила глазки моему мужу. Совершенно беспардонная особа! Кокетничала с ним и делала намеки. Я не смогла стерпеть…

Секрет казался сомнительного свойства. Но Ванзаров не привык выбирать.

– А чем ваш муж зарабатывает на безбедную жизнь? – спросил он.

– У нас небольшое состояние, мы живем на проценты с него…

– Завидую, – сказал Ванзаров, вставая с кровати. – У меня к вам большая просьба: о призраке и нашей беседе никому не сообщайте. И мужа предупредите. Ради вашего блага, держите рот на замке, моя милая…

Он поклонился и вышел.

Муж, Стрепетов, все это время честно подслушивал под дверью, но сделал вид, что невинен, как ягненок. Повторять для него не пришлось.

Игнатьев следил за прибывающими. Каждого, кто входил в гостиную, он встречал хмурым взглядом, будто упрекал: могли бы быть проворнее, все-таки не корову на торжище продаем. И все же суровость нотариуса несколько тускнела на фоне общего настроения. Гости пансиона были печальны и молчаливы. Самый дальний стул занял Веронин. Поблизости от него, но не рядом села Дарья Семеновна, Марго поддерживала ее за руку, они о чем-то шептались. Особая близость, какой не было заметно раньше, установилась между ними. Навлоцкий вошел, заметил, где сидит его товарищ, и выбрал место как можно дальше от него. На что Веронин и бровью не повел. Если бы не легкий кашель, вновь мучивший его, он казался статуей самому себе.

Месье Пуйрот, маленький и круглый, закатился шустро, кивая всем и никому, и расположился у окна в вольной позе.

Францевич явился в облике, удивительно похожем на Грушницкого, каким рисует его воображение гимназистов: рука на черной перевязи, полушубок накинут сверху. Было в нем нечто героическое и жалкое одновременно.

Зато Меркумов вышел как на поклон, поклонился всем, погладил лысый затылок, в нерешительности почесал бороду и, приметив приглашающий знак, пошел в угол гостиной. Привстав, Ванзаров подал ему руку.

– Не успел выразить вам искреннюю благодарность: вы вели себя в высшей степени достойно… – Он пожал актерскую ладонь крепко, по-мужски.

Меркумов заметно смутился, но было видно, как приятна ему похвала. Грех этот не только актерский, кто им не грешит?

Мадам Стрепетова вошла, опираясь на руку мужа. На щеках ее играл румянец. Трудно было вообразить, что меньше получаса тому назад она лежала еле живой, с ароматическим платочком от головной боли.

Часовая стрелка подходила к трем.

– Не вижу господина Лотошкина, – заявил нотариус. – Его присутствие обязательно, следуя воле покойного.

Идти за камердинером пришлось доктору. Других желающих не нашлось. Когда нотариус уже кипел от нетерпения, Лотошкин был водворен в гостиную. Могилевский захлопнул дверь и встал поблизости.

– Где пожилая дама? – спросил Игнатьев, пересчитав головы.

– Она не придет, – ответил доктор, глядя в пол.

– То есть как? Это невозможно…

– Господин нотариус, начинайте без нее, – громко сказал Ванзаров. – Она умерла от сердечного приступа. Но если буква закона требует, можно принести ее труп из ледника.

Вызывающую наглость Игнатьев стерпел.

– Раз все в сборе… – сказал он, развязывая волшебную папку, хранящую столько тайн, – …то можем приступить.

Из кожаного чрева появился конверт с номером и цифрой «2». Нотариус продемонстрировал его во все стороны. Бережно вскрыв, он вынул лист, который тут же развернул.

– «Уважаемые дамы и господа! – прочел он строго и величественно. – В положенный срок вскрыт второй конверт моего завещания, в чем я целиком полагаюсь на господина нотариуса. Прежде чем будет названо имя убийцы и открыт третий конверт, прошу наполнить бокалы и выпить в честь будущего наследника…»

Сидевшие в гостиной оглядывались в поисках подноса с шампанским.

– Текст не закончен, – сообщил Игнатьев и, поправив очки, продолжил: – «Вино находится за створкой, сразу слева от фальшивого камина. После тоста за моего наследника и осушения бокалов до дна можно назвать имя убийцы, после чего вскрыть третий конверт. Такова моя воля…»

Доктору выпала новая миссия. Сдвинув декоративную створку, за которой была ниша для всех хозяйственных мелочей, он вытащил две бутылки красного бордоского двадцатилетней выдержки. Судя по благородной плесени на этикетке, вино было великолепным. Могилевский, стоя с бутылками, не знал, что ему делать.