Антон Чиж - Лабиринт Просперо

Могилевский не отличался в лучшую строну. Он лихорадочно щупал пульс и рвано дышал, выталкивая что-то невидимое из легких. Не найдя признаков агонии и кое-как успокоившись, доктор заметил знак, который ему подавали: прихватить бутылки. Сквозь страх он вспомнил про свои обязанности.

Теперь Ванзаров мог подумать о другом. Пробравшись к Марго, выхватил ее из рук тетки и вывел вон. В ее глазах стояли слезы.

– Ну, вот и все… – сказала она с улыбкой. – Как глупо все закончилось… Нас всех заманили в ловушку. Теперь мы все умрем… Все кончено… Это хорошо…

Ванзаров укрыл ее полушубком и вывел на мороз. Невдалеке Кабаниха тащила на загривке исполинскую вязанку дров. Марго не обратила внимания на чудовище. Она прижалась к Ванзарову.

– Все кончено… – повторяла она.

– Ничего не кончено, – сказал он, крепко придерживая ее плечо. – Это только начало. Верьте мне…

Ваше превосходительство!

Мои поиски принесли первые плоды. Идя по следу за убийцей, я вышел на тайное хранилище, иначе именуемое ледник. В этом укромном доме, глубоко погребенном под снежным покровом, явно скрывалось нечто важное. Однако путь преграждал висячий замок. Не имея желания отступать из-за такой мелочи, ударом подвернувшейся палки я сбил замок с петель. И проник в дом. Там оказалось так холодно, как не бывает на арктическом полюсе. И что же я обнаружил? Я обнаружил два мертвых тела. Одно из них, порядком окоченевшее, принадлежало Джокеру. А вот другим оказалась пожилая дама, что была в числе приближенных одного из главных моих подозреваемых. То, что ее убили, не вызывало никаких сомнений. На лице ее застыла маска ужаса. Вероятно, это был знак мне: вот что будет с теми, кто сунется в наши дела. Но подобные страхи не остановят ротмистра жандармского корпуса.

Кое-как затворив дверь страшного места, я заметил, что за мной наблюдают. Зимний день короток, уже смеркалось. Я не мог разобрать толком, что за тень кроется за одним из снежных сугробов. Но решил сам стать приманкой. И потому пошел во весь рост, не скрываясь, как на плацу. Тень явно уводила меня подальше от курзала. Я был готов ко всему, в кармане я сжимал револьвер со взведенным курком.

Дорога пролегала между снежными холмами. В одном месте, где уже густо росли деревья из снега, она делала резкий поворот. Я должен был понимать, что лучшего места для засады не придумаешь, но не учел дерзости своих врагов. Как только я завернул за угол, что-то со всей силы опустилось мне на голову. И я упал без чувств.

Я пришел в себя, ощущая спиной, что прижат к ледяному стволу. Тех, кто держал мои руки, не было видно. Зато справа от меня раздались тяжелые шаги. И тут передо мной явилось жуткое зрелище: уродица, порождение ночных кошмарах, горбунья с отвислой губой, буравила меня красными глазками. Она заговорила человеческим языком. Сначала я не поверил, что слышу человеческую речь, но это была правда. Страшилища, которую здесь называют Кабанихой, угрожала мне страшной смертью, если я не прекращу свои поиски. Она обещала, что не найдут даже моих косточек. Что было делать?

Пришлось применить военную хитрость. Я притворился, что сдаюсь, и просил меня отпустить, чтобы я мог немедленно уехать. Кабаниха спросила, точно ли я уберусь с ее глаз. На что я заверил это порождение кошмара, что так все и произойдет. Тогда она махнула кому-то у меня за спиной. Руки мои стали свободны. Я ни секунды не сомневался, как мне поступить. Выхватив револьвер, я выстрелил прямо в лоб этой страхолюдине. Пуля – лучшее средство от оборотней. А хороший выстрел – тем более.

Старуха и охнуть не успела, как повалилась ничком на землю. Она была всего лишь человек. Я развернулся, чтобы завершить дело, но позади, за деревом, уже никого не оказалось. Ее подручные бросились врассыпную, они бежали, прикрываясь деревьями. Стрелять в полутьме затруднительно. А пуль у меня чрезвычайно мало. Я не стал их тратить.

Этот урок доказал: я на верном пути. Осталось совсем немного, чтобы добраться до убийцы. Пусть он хитер и коварен, но еще никто не уходил от меня. Продолжаю идти по следу, который становится все горячее…

Остаюсь искренно ваш.

Зимнее небо горело голубизной. Снег сверкал искрами брильянтов. Было тихо и морозно. Короткий день подумывал о закате. И не было лучшего времени, чтобы проводить его в неспешной прогулке с милой барышней под ручку, болтая о пустяках и наслаждаясь счастьем. День был создан для счастья – простого, человеческого, о котором мечтает каждый. Чтобы с морозца вбежать в теплую комнату, где пыхтит самовар, и полный стол с закусками, и печь жарко натоплена, и кресло с пушистым пледом, и канун Рождества с веселыми Святками впереди, и все так светло, и так легко на душе. Жить бы да жить в таком раю.

Не замечая ничего вокруг, Марго жалась к Ванзарову и была непривычно тиха. Дойдя до пансиона, она отказалась заходить внутрь.

– Последние часы жизни надо провести на свободе, где небо, солнце и снег… Кто знает, что ждет нас там…

Ванзаров безуспешно пытался прикрыть ее полушубком, распахнутая одежка сползала и не хотела держаться на плечах.

– Вы замерзнете, – говорил он заботливо.

Марго грустно улыбнулась.

– Какая ирония: мы думаем о таких пустяках на краю вечности… Почему вы не хотите спасать себя? Вы найдете противоядие, я верю, примите его, живите и будьте счастливы…

– Дорогая моя… – сказал Ванзаров, отчаянно борясь с языком, который лез не в свое дело. – Не стоит принимать так близко к сердцу всякие пустяки…

– Да, вы правы, Родион, смерть – это, в сущности, пустяк.

– Хотите пари?

– Пари? – Марго посмотрела ему в глаза. – В такую минуту готовы думать о пари? Вы, мужчины, такие странные… Но извольте. О чем будет наше пари?

– Готов поставить на кон что угодно, свою честь и доброе имя, что завтра утром поздравлю вас с наступившим Рождеством.

– Если только вы – волшебник.

– Нет, я не волшебник, не маг, не Просперо, – сказал Ванзаров. – Но некоторые чудеса совершать умею. Для этого мне нужна ваша помощь…

– Что я могу…

– Скажите, как вы узнали, что мать оставила вам небольшое состояние?

– Для чего вам это? – Марго нахмурилась.

– Для чуда, – ответил Ванзаров. – Опишите подробно, как это было…

– Вы опоздаете, чувствую, как смерть проникает в мои вены…

– Марго, дорогая, это не смерть, а мороз. Того глядишь простудитесь раньше смерти. Может, зайдем в дом?

Она отказалась. Ванзарову хотелось прижать ее к себе, закрыть своим пальто, но это было решительно невозможно. О таком поведении на людях и помыслить было нельзя. Он только повторил свой вопрос.