Антон Чиж - Из тьмы

– Не сочтите за труд показать пример…

Увлекшись, Ванзаров допустил оплошность: конечно, пристав захочет убедиться, как это работает.

– Нужен подозреваемый и его дело… – попробовал отговориться он.

Такого под рукой не имелось. И тут пристава озарила блестящая идея.

– А давайте на мне! – радостно предложил он.

– Не стоит, Викентий Александрович, это ни к чему.

– Прошу вас! Так интересно. Ну, хоть маленький пример…

Еще можно было остановиться. Но Ванзаров останавливаться не умел.

– Скажем, про вас я узнал… – быстро осмотревшись, сказал он, – что вы пехотный офицер, вынуждены были уйти из строевой службы по любовному скандалу с поручиком, жена вас бросила, детей нет, служба в полиции опротивела… присматриваете дачу для тихой пенсии, до которой считаете дни и месяцы…

Давыдов понял, что над ним откровенно посмеялись. И поделом, не надо было лезть к господину из сыска с любопытством. Вот и получил по усам.

– Это не фокус, господин Ванзаров, все это есть в моем личном деле. Не стоило ради этого городить психологику… – залившись румянцем, проговорил он глухо и злобно. – А службу в полиции люблю всем сердцем.

– Мне нет нужды вас разыгрывать, – ответил Ванзаров. – Все на виду.

Пристав оглянулся, но ничего не нашел в своем кабинете такого, чтобы о нем можно было прочитать, как в открытой книге.

– Не понимаю… – пробормотал он. – Объяснитесь…

Ванзаров вздохнул: зря, не надо было в это ввязываться.

– Извольте… – проговорил он. – У вас тут штук пять армейских фотографий из полка и ни одного снимка штатным составом участка, какие так любят записные приставы. Почему? Тоскуете по армейской службе, не любите полицию? Почему вышли в отставку? Не ранены, не больны, получили хорошие рекомендации, иначе вас не взяли бы в приставы. Что остается? История со скандалом, что-то связанное с любовницей поручика. Почему с ним? У одной и той же фигуры на полковых фото в форме поручика затерто лицо, предположу, что он – виновник скандала… Почему вы пехотный офицер? Не ковыляете, как кавалерист, не глухой, как артиллерист. Бывших моряков в полиции не встречал… С женой проще. Вы носите кольцо на левой руке, но нигде нет фото жены или детей. Если бы она умерла, вы бы хранили о ней память. А так – она сделала вам больно, но вы до сих пор ее любите… Что про дачу… – Ванзаров не стал проводить логическую цепочку от «подарочков» и зацепился взглядом за журнал, – у вас подшивка «Дачного обозрения».

Пристав изучал тертую поверхность столика.

– Мне до пенсии осталось три года, – глухо проговорил он. – Прошу вас, не говорите никому… об этом…

Ванзарову стало искренне жаль в общем неплохого человека, который вынужден заниматься не своим делом, получать с купцов взятки и терпеть чиновников участка, презирая их в глубинах души. Обещать в таких случаях глупо, надо сменить тему.

– Допрос городовых мало что дал, как вы слышали, – все-таки не удержался он. – Уверен: убийцу они видели, но не заметили.

– Как это? – возмутился пристав. – Да я сейчас их…

– Не спешите, Викентий Александрович. Ваших подчиненных упрекнуть не в чем. Если городовому попадает обычный прохожий, ничем не примечательный, как он узнает, что это убийца? Все ведь так просто: немного самообладания и здравого смысла. Умный убийца не станет убегать сломя голову, крича и вырывая волосы. Он пойдет не торопясь, лениво и тихо, как и положено уставшему господину в поздний час. Ему даже не надо будет снимать черный плащ.

– Какой черный плащ?

– Убийца был одет в плащ-накидку, длинную, до самых ног, возможно, черного шелка.

– Это вы узнали? – поразился пристав. – Тоже психологика?

– Не могу ответить честно, а врать – увольте. Психологика тут ни при чем. Считайте, что это установленный факт. Добавлю: у него была треуголка.

– Генеральская, высокая?

– Нет, плоская, у нас в петровские времена в моду вошла. Рост убийцы примерно два аршина и девять вершков.

– Неужели свидетель сумел определить?

– Элементарная формула определения ребра треугольника или угловой высоты. Пятый класс гимназии. Надо рассчитать от уровня тротуара.

Пристав ничего не понял, что еще раз указывает на слабость обучения пехотных офицеров математике. А Ванзаров не стал вдаваться в детали, откуда был сделан замер.

– Может, и внешность его опишете?

– Тут все сложнее… – опять уклонился Ванзаров.

– И что это за маскарад?

– Важнее другой вопрос: зачем такой маскарад, чтобы убить двух фабричных пьяниц.

Пристав ждал ответа, но его не последовало.

– А за неимением выводов… – наконец проговорил Ванзаров, – замечу, что убийца изображал из себя brevi, насколько можно предположить.

– Кого? – вынужден был спросить пристав, давно не ощущая себя таким необразованным бревном.

– Наемный убийца Венецианской республики в недавнем, XVII веке.

– Проклятые макаронники… – с неожиданной яростью проговорил Давыдов. Причина столь сильной ненависти могла быть только в одном: жена его, как видно, бежала с южным красавцем… Еще раз пробовать силу психологики Ванзаров не рискнул. Он встал, чтобы покинуть гостеприимный участок.

– Господин Ванзаров, как вы поняли, что преступник умный? – Пристав был хмур.

– Разве такое убийство глупцу по силам?

– Да… Пожалуй… Вы правы… – Давыдов о чем-то задумался. – Как же мы тогда его…

– Наверняка своим людям вы дали распоряжение перерыть все кабаки и трактиры, – сказал Ванзаров. – Приказ верный. Будет очень полезно узнать поминутно: что, где и когда делали Комар и Рябчик. Убийцу так не найти, но потом это может пригодиться для его изобличения.

– А как можно его найти?

– Для этого не хватает логических звеньев.

– Тогда стоит ли гонять моих подчиненных?

– Стоит, Викентий Александрович. Вашим чиновникам все равно делать нечего, а так, быть может, улыбнется удача.

– Это какая же?

– Убийца мог следить за Комаром и Рябчиком, – ответил Ванзаров. – Вероятность мала, но не нулевая… И все же… Пусть ваши чиновники узнают про всех вчерашних посетителей трактиров, где пили Комар с Рябчиком.

– А если никого не найдут?

– Отрицательный результат будет засчитан в плюс…

Ванзаров простился, оставив пристава в раздавленных чувствах.

За последний час Давыдов словно нырнул из бани в ледянку и обратно. Давненько ему так не бодрили кровь в полиции. Он решил, что это дело стоит того, чтобы заняться им лично. Ну, хоть для того, чтобы доказать штатскому умнику, что пехотные офицеры кое-чего стоят. Даже если они носят мундир пристава и не знакомы с психологикой…

Военный человек в мирном городе страдает от отсутствия войны. Особенно если посчастливилось вернуться живым и невредимым. Мирная жизнь – это, конечно, превосходно, трамваи ездят, барышни прогуливаются, и вообще кофе можно попить, не прячась под бруствером окопа. Все вроде бы чудесно. Только скучно. Не хватает этого ни с чем не сравнимого чувства, когда живешь полной жизнью, потому что в любую секунду можешь умереть. Не хватает простых человеческих отношений, когда точно знаешь, кто рядом с тобой. Когда подлость невыгодна, потому что смертельно опасна в бою. А предательство искупается не извинением, а расстрелом. Такие мелочи придают войне особое обаяние, которое не заменить никакими мирными финтифлюшками.