Андрей Добров - Последний крик моды. Гиляровский и Ламанова

— Но записки у нас нет, — сказал я. — Не уверен, что Ренард ее сохранил и положил в сейф, откуда ее еще надо было бы достать.

— Именно, — кивнул Архипов. — Будь я на службе, можно было бы произвести обыск в конторе и на квартире этого Ренарда — авось записочка и обнаружилась бы. Записка или те фотографии. Но — увы… Опять пусто. Пойдем далее. После того как Леонид уехал с Ренардом, его находят в реке с перерезанным горлом. Как у брата.

— Если он все отдал Ренарду, то стал ненужным свидетелем.

Архипов покачал головой.

— Возможно. Книжный злодей так бы и поступил — убрал бы ненужного свидетеля. Но на самом деле свидетелем чего стал бы Леонид? К этому времени у него на руках не осталось бы уже никаких доказа… Хотя он мог пообещать Ренарду фотографии, но не отдать их. Черт! — Что такое? — спросил я.

— Все слишком сходится! — с досадой сказал Захар Борисович. — Ну, просто один к одному! — Разве это плохо? — удивился я.

— Это слишком подозрительно! Жизнь совершенно не похожа на литературный роман! В ней обязательно есть влияние случая. Ни одно хитро задуманное преступление не удается в деталях! Всегда что-нибудь идет не так! Единственное, что пока спасает всю историю — неувязка с бумажкой в кармане юноши. Она непонятна. И это успокаивает.

— Решительно не понимаю ваших сомнений, — сказал я. — Что делать, если все происходившее вполне объясняется логически?

— Сомневаться. Искать. Подозревать, — отчеканил Архипов. — Вот смотрите, все, что происходит дальше, вполне мне понятно: Ренард сам начинает шантажировать Ламанову, но делает это не в пример братьям Бром — грубо, почти без обоснования. Просто в силу того, что ему хочется. Это я могу понять. Это вполне по-нашему. Вчера попытались поджечь дверь. Сегодня наверняка сделают еще какую-то гадость. Никаких сомнений и интриг. Это вполне нормально.

— Значит, сегодня ночью опять пойду к Надежде Петровне дежурить. Вы со мной?

— Нет, — сказал Архипов, — я должен буду уехать из Москвы. Надо кое-что проверить. Вы продержитесь с вашим другом?

— Думаю, да.

— Продержитесь одну ночь. Завтра я к вам присоединюсь. Буду в Москве как раз ближе к вечеру.

Архипов встал.

— Итак, примем вашу версию пока за основную и будем с изумлением наблюдать, как она разрушается под давлением фактов.

Я развел руками.

— Ну, Захар Борисович, тяжеленько с вами разговаривать. Вы не верите в логику. — Я не верю в логику литератора. Захотелось просто сплюнуть с досады.

— Захар Борисович, — сказал я, подавая ему пальто, — подумайте, как нам вообще осадить Ренарда? Как сделать так, чтобы он оставил Надежду Петровну в покое.

— Обязательно.

— Убить его мы не можем — мы не на войне.

— Хорошо, что вы это понимаете, Владимир Алексеевич. — Хотя хочется.

— Я подумаю, — сказал Архипов, попрощался со мной и вышел.

Вернувшись в гостиную, я увидел там Машу.

— Гиляй, ты сегодня опять пойдешь ночью к Ламановой? — спросила она спокойно.

Я кивнул.

— А может, хватит одного твоего дружка — того, с бычьей шеей?

— Арцакова?

— Да.

Я подошел к Маше и обнял ее. Она не сопротивлялась, как обычно, и не стала ссылаться на то, что вот сейчас надо срочно бежать мыть посуду или натирать полы, а не обниматься — нет, сейчас она стояла покорно, не двигаясь.

— Понимаешь, — сказал я как можно беззаботно, — ведь обещал же! И что теперь делать?

— Не ходить, — ответила она, уткнувшись носом в мою грудь.

— Вы хоть платье выбрали?

— Да.

— Ну и хорошо. Ты не бойся, со мной ничего не случится. Со мной никогда ничего не случается. Помнишь Ходынку? Сколько народу задавило! А я только пальто испачкал. — Пальто?! Да ты весь пришел в грязи!

— Ну вот. Зато живой и здоровый. На войне даже не ранили. А тут… Завтра утром приеду, еще ругаться будешь, где это я так долго пропадал.

— Не буду, — буркнула Маша и отстранилась. — Насчет Ламановой я спокойна. Она толстая. Такие не в твоем вкусе.

Но глаза у нее были на мокром месте. И вовсе не от того, что Маша ревновала меня к Ламановой.

Честно говоря, я сбежал из дома пораньше, сказав Маше, что надо успеть заскочить в «Будильник» и «Ведомости» — получить гонорары за прошлые материалы. Не мог сидеть в кабинете, не мог работать, слышать за дверью, как Маша с отчаянием жены гладиатора набросилась на домашние дела. Достав из бюро один из «наганов», купленных пару лет назад — в те дни, когда мы с Федором Ивановичем Шаляпиным гонялись за «полковником» Воробьевым, я накинул пальто, папаху, плотно застегнулся и вышел на улицу, где стоял мой Иван-Водовоз.

Конечно, поехал я в трактир Тестова, чтобы скоротать время за местными деликатесами. И хотя попал прямо к обеду, когда оба зала прославленного трактира были полны обедающей публики, все же мне нашелся столик.

Через два часа я снова уселся в пролетку к Ивану и попросил его просто покатать меня по улицам — для пищеварения. По дороге я начал рассказывать ему про те дома и улицы, которые попадались по пути, и так увлекся, что с трудом остановился, когда уже начало темнеть и я окончательно озяб. Иван оказался замечательным слушателем: время от времени он вставлял меткие, совершенно простонародные замечания — мне стало даже казаться, что мы знакомы с ним уже очень давно, еще со времен, когда я под чужим именем бродил по России, тянул расшивы по Волге в ватаге бурлаков и знать не знал, что когда-то осяду в Первопрестольной, заведу знакомства с литераторами, поэтами и музыкантами, стану писать в газеты, обзаведусь семьей и своим домом.

— А вот, — сказал вдруг Иван, указывая на дом в начале Кузнецкого Моста, по которому мы в тот момент пробирались среди многочисленных экипажей, — телефона у вас нет, Владимир Алексеевич.

Я рассеянно взглянул в сторону, куда указывал мой извозчик. Это был дом номер шесть, которым раньше владел «чайный король» Попов. В нем уже двадцать лет располагалась первая в Москве телефонная станция.

— Нет, — сознался я.

— Дороговато?

— Пока да.

— Я слыхал, баловство это, — бросил через плечо Иван. — Платишь двести пятьдесят рублей в год, а ничего не слышно. И все время ремонтировать аппараты надо. Ломаются.

— Да, — кивнул я, — есть такое. Неудобно.

— Однако уже многие поставили. Я пожал плечами.

— Техника-то развивается. Может, и я установлю. Сейчас, я слышал, американцам дали от ворот поворот. Городские власти заключили новый договор — со шведами. Есть там такая фирма «Эриксон». И подписка всего семьдесят девять рублей в год. Да и аппараты надежнее. — Всего семьдесят девять! — присвистнул Иван. — Да если вы мне будете семьдесят девять в год доплачивать, я быстрее этого телефона летать буду! — Он помолчал немного, а потом добавил: — Вот если бы нам в артель телефон поставить — можно вообще на улице не стоять. Сидишь себе у печки, чай пьешь. Тут звонок — подайте экипаж туда-то к такому-то часу. Знаете, как улицы освободились бы, ежели бы наш брат по обочинам пассажиров не караулил?