Клод Изнер - Коричневые башмаки с набережной Вольтера

А все-таки ловко он заморочил голову этому олуху Фюльберу Ботье! Если олух думает, что его просьба будет выполнена, он сильно ошибается. Неделя в отлучке по делу о библиотеке – а по возвращении можно будет сделать вид, что запамятовал о своем обещании.

С такими мыслями Жорж Муазан равнодушно, как всегда, миновал церковь Святого Фомы Аквинского, свернул налево и направился к бульвару Сен-Жермен, по которому, увязнув в гомонящей суетливой толпе парижан, медленно ползли омнибусы, брички и прочие транспортные средства. Высокие здания сияли витринами дорогих магазинов, перед ними выстроились киоски, обклеенные рекламными афишами. Террасы кафе холодным вечером мало кого соблазнили – лишь кое-где за бокалом вермута под тентами сидели люди в шубах и пальто с меховыми воротниками.

Ливень – снег вперемешку с дождем – располосовал ореолы фонарного света. Бульвар переливался огнями. Горящие свечи, керосинки, газовые и редкие электрические лампы сияли в окнах. Трамвай заскрежетал по мокрым рельсам, на мгновение нацелив красный глаз на букиниста. Жорж Муазан подкрутил ус, покосившись на красотку, которая спешила домой, поскорее укрыться от непогоды, и зашагал к улице Ренн. Рядом с домом на углу бульвара Сен-Жермен высился монументальный портал, оседланный огромным бронзовым драконом, – все, что осталось от особняка, некогда стоявшего напротив улицы Святой Маргариты, переименованной позднее в улицу Гозлен. По легенде, святая в свое время укротила крылатое чудовище, навострившееся ею пообедать. Через портал можно было попасть в тесный проход между бакалеей и винной лавкой; он выводил на двор, который окружали ветхие домишки, украшенные средневековыми скульптурами; на скульптурах гирляндами разлегся снег, и не думавший таять. Прямого пути с улицы Ренн сюда не было, и хотя этот заброшенный уголок принадлежал ей, он разительно дисгармонировал с массивными зданиями, оборудованными всеми удобствами современной цивилизации.

Здесь, на отшибе, было царство жестянщиков, слесарей и лудильщиков. На замшелой брусчатке стояли их лавочки; темные лестницы вели в жилые помещения; на ступеньках притулились горшки с цветами, побитыми морозом. Под нишей с образом Святой Девы несколько старух в вязаных фуфайках штопали носки. Одна из них попыталась всучить Муазану пучок сельдерея – он оттолкнул ее руку ладонью. Дождь усилился, женщины разбрелись по домам. Оставшись в одиночестве, Жорж Муазан направился к кривой лачуге, на двери которой висело объявление:

Сдаем комнаты

горничным и поденщицам

в квартире № 3

Первый этаж занимала скобяная лавка, чей владелец был потомком тех, у кого в 1830 году восставшие закупались кирками и железными прутьями, чтобы вступить в бой с монархией [23] Имеются в виду события Июльской революции 1830 г., закончившейся переходом власти от Бурбонов к Орлеанскому дому и установлением либерального режима. – Примеч. пер. . Вокруг не было ни души, колыхалась пелена дождя, скрадывая городской шум и сгущая подступающую ночную тьму.

Муазану оставалось пройти дюжину метров, когда он услышал за спиной поскрипывание. Букинист замер, прислушиваясь, двинулся дальше и уже собирался переступить порог подъезда, когда поскрипывание возобновилось. Он резко обернулся, различил краем глаза скользнувшую по двору тень и оцепенел от страха.

– Кто здесь?

Прошелестели шаги.

– Ах, это вы! – с облегчением выдохнул Муазан. – Как вы меня напугали!

– Это я. Он отдал ее тебе?

– Кто? Что? Простите?..

– Ты прекрасно понял, о чем я, дружище. Он тебе ее отдал, твой поставщик, тот самый, который недавно сыграл в ящик?

– Ничего не понимаю… Что за ящик? Какой поставщик?

– Состен Ларше. Живодер с улицы Гранж-Бательер – это прозвище тебе о чем-нибудь говорит? Так вот, он дуба врезал. Сдох.

– Ларше умер? Вы шутите?

– Ты что, газет не читаешь? Подумать только, ведь она была почти что у меня в руках, еще немного, и… Уж я-то знаю, как ею воспользоваться…

– Да о чем вы толкуете, в конце концов? Кто – она?

– Стало быть, хочешь услышать, как я назову вещи своими именами? Не кто, а что. Тоненькая рукописная книжица – велень и тряпичная бумага, красно-голубой марморированный переплет. Я знаю, что она у тебя: Ларше перед смертью кое-что выболтал.

– Что выболтал?

– Твое имя, дурень! Память-то напряги. За неделю до дня святого Сильвестра ты явился к Ларше и захапал то, что должно принадлежать мне.

– Ничего я не захапал! Я купил у него стопку гравюр с охотничьими сюжетами и старые документы, завернул все это не глядя…

– Ну конечно! Я давно за тобой слежу. Мне даже удалось перетряхнуть всю твою макулатуру на набережной – там нет того, что мне нужно. Ты, часом, не продал ее той жирной корове?

– Макулатуру? Какой корове?

– Как мило! Может, хватит валять дурака? Ты продал книгу сумасшедшей корове с улицы Пьера Леско. Не делай вид, что не знаешь ее – она вечно пасется у твоей стойки.

– Уверяю, вы ошибаетесь…

– Лжец! Довольно отпираться – ведь продал? Тебя же ничего, кроме прибыли, не волнует, верно?

Старая торговка овощами, обитательница квартиры на первом этаже, не упустила ни слова из этого разговора. И ровным счетом ничего не поняла. Ей очень хотелось послушать и дальше, чтобы разобраться в деле, но тут как раз кот потребовал ужин, и старухе пришлось покинуть сторожевой пост за полосатой занавеской.

Именно в этот момент заостренный металлический прут вонзился в грудь Жоржа Муазана и прошел насквозь. На лице букиниста отразилось изумление, он пошатнулся, упал и больше не двигался.

Прут резким движением выдернули из трупа, вытерли платком и бросили на груду металлолома – туда, откуда его и позаимствовали чуть раньше. Две руки проворно ощупали одежду убитого, вытащили из его карманов связку ключей, бумажник и блокнот, затем ухватили труп под мышки и поволокли к подъезду. С нескольких попыток был подобран нужный ключ, замок щелкнул, тело Жоржа Муазана исчезло в глубине квартиры, и дверь захлопнулась.

Когда старуха вернулась к наблюдательному пункту у окна, двор был пуст. Кот невозмутимо дожевывал ужин.

Ночь с 9-го на 10 января

Покинуть квартиру Муазана сразу не получилось – пришлось дожидаться, пока старуха наговорится с котом и закроет ставни. Обыск в жилище букиниста ничего не дал: книги, в основном посвященные охоте, гравюры, несколько нотариальных документов времен Первой империи…

Отблески пламени свечей плясали на зеленом блокноте, связке ключей и бумажнике, разложенных на каминном колпаке. В бумажнике нашлись разрешение на букинистическую торговлю на набережной Вольтера, счет за квартиру, фотография – трое мужчин и две женщины за столиком на террасе кафе «Фрегат», – железнодорожный билет до Кана в вагон третьего класса.