Антон Чиж - Пять капель смерти

В центре операционного зала за элегантными столиками-конторками несколько клиентов заполняли бумаги и подписывали векселя. Еще один клиент, в котором не без труда можно было узнать Курочкина, беседовал со служащим банка. Рядом с окошечком кассира, которому предстояло выдать пятьдесят тысяч рублей, сосредоточенно работали четверо мускулистых служащих. Джуранский прятался за колонной.

Пробило четверть одиннадцатого.

Клиенты и служащие не покидали мест. Нетерпение возрастало. Минутная стрелка настенных часов показала двадцать минут одиннадцатого. Открылась массивная дверь, пропуская даму в серой пелерине и меховой шапочке. Лицо ее скрывала густая вуаль.

Ни один служащий или посетитель не обратил на нее внимания. Мужчины, опустив глаза, занимались деловыми бумагами. Даму это насторожило.

Прошло больше минуты, а она так и стояла на пороге операционного зала. Один из клиентов встал из-за конторки, подошел к служащему и принялся усердно с ним беседовать, перебирая бумаги. Другой продолжал писать.

Решившись, дама пошла к кассиру.

Услужливый господин привстал и улыбнулся.

— Добрый день, чего изволите? — спросил он, вцепившись в край столика.

В окошечко просунули чек с подписью Санже.

— У меня заказаны деньги на сегодня.

— Сию минутку-с!

Приняв чек, кассир записал его в учетную книгу, проверил номер по книге выдачи и сделал пометку в карточке клиентского счета.

Дама следила за манипуляциями.

Вчера в этом окошечке сидел другой господин, и она почти уговорила его выдать всю сумму. Кассир удалился, очевидно, чтобы получить разрешение. Но, вернувшись, заявил, что такую наличность банк может подготовить только к завтрашнему дню.

Кассир убрал бумажку в папку выданных сумм и вытащил из-под стола пачку ассигнаций. Вскоре перед ним выросла горка из пятидесяти упаковок. Он пересчитал, отщелкивая каждую пачку, и, убедившись, что сумма сложена правильно, пододвинул к даме. Раскрыв объемную сумочку, она скинула в нее пачки.

— Благодарю вас! — сказала она волнующим голосом.

Замок щелкнул.

С разных сторон к ней придвинулись господа, которые изображали клиентов, а за стеклом вместо кассира появились рослые клерки.

— В чем дело? — спросила дама, пытаясь освободить руки. Но было поздно. Ее держали крепко за локти и запястья.

— Что вы делаете, мне больно! — закричала она.

Курочкин взял сумочку и передал настоящему банковскому служащему.

— По какому праву! — закричала дама. — Я буду жаловаться!

— Попрошу не шуметь, госпожа… Как-Вас-Там, — сказал Афанасий. — Здесь банк, почтенное заведение. Вы задержаны сыскной полицией.

— Это беззаконие! Отпустите немедленно! Как вы со мной обращаетесь!

— Повели, — приказал Курочкин агентам. — Покажем птичку Родиону Георгиевичу.

Агенты подтолкнули даму. Она уперлась, вдруг охнула и обмякла, повиснув на руках. Без сомнения, женщина потеряла сознание. Растерянные агенты смотрели на старшего филера.

Курочкин почесал затылок.

— Ах ты, незадача! Ладно, кладите на пол и найдите где-нибудь нашатыря.

Барышню опустили на мраморные плиты. Кто-то снял пиджак и положил ей под голову.

На мгновение Курочкин отвернулся, чтобы посмотреть, не идет ли Ванзаров.

Никто ничего не успел понять. Афанасий увидел ствол крохотного браунинга, инстинктивно отшатнулся, но ощутил сильный удар, от которого упал.

Барышня нажала на курок еще раз. Агент согнулся пополам. Третьим выстрелом она ранила в шею еще одного сотрудника. Остальные присели. Агенты пребывали в замешательстве. Она вскочила и побежала, стреляя на ходу, не целясь. Две пули ушли в стекло, на пол посыпался дождь осколков.

Ванзаров с Джуранским выскочили со служебной лестницы в зал как раз в тот момент, когда беглянка скрылась за дверью. Оглушенные филеры не двигались. На полу в луже крови корчился один из агентов. Ванзаров знал его в лицо, но не помнил имени. Другой, прислонившись к стойке, зажимал рану в животе. Сам Курочкин, стоя на коленях, держался за разбитое плечо и закусил губу, чтобы не стонать от боли. Банковские служащие с нескрываемым интересом разглядывали последствия боя.

Выхватив наган, Джуранский бросился в погоню. Ванзаров его остановил. Не хватало, чтоб ротмистр перестрелял случайных прохожих.

От полного бессилия Мечислав Николаевич выругался по-кавалерийски и закричал на служащего, который застыл над одним из раненых:

— Вызвать карету медицинской помощи! Чего смотришь?! Шевелись! Пристрелю!

Клерк бросился к телефонному аппарату.

Такого унижения Ванзаров еще не испытывал. Разгром был полный и бесповоротный. Нельзя было убирать с улицы филерский пост. Но ведь расчет был разумный: подъезжая к банку, Медоварова могла заметить филеров и проехать мимо. И ведь, кажется, взяли, уже была в силках. И вдруг такое. Хладнокровие надо иметь особенное, чтобы перестрелять лучших агентов, как куропаток.

— Это моя вина, — сокрушался Джуранский. — Нельзя было уходить. Так бы хоть пристрелил эту гадину. А то ведь у наших даже револьверов не было. Нечего сказать, перестраховались на всякий случай!

Нужно найти выход из полного тупика. Выход есть. Выход всегда есть. Его надо только увидеть. Даже в такой ситуации он должен быть. То, что пришло Ванзарову на ум, было не только нелогичным, безумным, но и просто опасным экспериментом. Он в этом честно мне сознался. Но тогда это был единственный выход. И другого не осталось.

В банковском зале появились санитары с носилками. Ротмистр поплелся за ними, Ванзаров его окликнули:

— Здесь мы ничем помочь не сможем. Не будем терять время.

— А как же Курочкин?

— Нашей помощью Афанасию будет арест Медоваровой.

— Каким образом? Где ее теперь искать?..

— Есть один шанс, совсем призрачный, — сказал Ванзаров. — Надо его испытать на прочность. За мной, ротмистр, аллюром…

В половине одиннадцатого Софья Петровна уже сидела в «Польской кофейне». Перед ней остывала чашка шоколаду, к которой она не притронулась. Она пошла на это без возражений и слез, заявив, что готова на все ради безопасности дочек. Такого мужества трудно было ожидать от избалованной дамы.

За соседним столиком просматривал утреннюю газету худощавый господин. Револьвер лежал у него на столе, прикрытый другой газеткой, либерального направления. То и дело он поглядывал на входную дверь. Ванзаров надеялся, что Джуранского в лицо не узнают. Сам он остался в пролетке на углу Михайловской улицы, у отеля «Европа». Находиться в кафе не имел права: призрачный шанс становился эфемерным.