С. Пэррис - Пророчество

Нетерпеливо вмешался Мендоза:

— Дата уже назначена?

Говард торжественно наклонил голову:

— Запомните это число, господа и… дама. — Он улыбнулся Мари. — Наша славная миссия осуществится тридцатого ноября.

— Тридцатого? — не удержавшись, вскрикнул я.

С другого конца стола Фаулер метнул на меня упреждающий взгляд. Все взгляды обратились ко мне, повисло тяжелое молчание. Я сглотнул, не зная, что говорить. На уме у меня был тот обрывок бумаги, что я нашел в зеркальце Сесилии Эш, там была другая дата, день восшествия на престол, 17 ноября. Я все перепутал?

— Тридцатое вас не устраивает, Бруно? — Говард саркастически изогнул бровь, заговорил ледяным тоном. — У вас на этот день что-то запланировано? Мы перенесем дату для вашего удобства.

Подхалимский смех приветствовал эту шутку, и я приподнял руку, прося всех угомониться.

— Просто я па-а-адумал, — заговорил я, нарочито, как пьяный, растягивая слова, — что вта-а-аржение лучше всего устроить в ба-а-альшой праздник, когда народ отвлечется на торжества. Я-то думал, мы сделаем это в день восшествия на престол.

— Ты думал? — задыхаясь от негодования, переспросил Говард, изо всех сил сжимая одной рукой другую — аж костяшки побелели.

— И к та-а-аму же, — пустился я еще с большим усердием разыгрывать из себя пьяного, — разве убийство не произведет сильнейшего впечатления, если произойдет в самый юбилей? В стране начнется хаос! — И я откинулся на спинку стула, ожидая ответа.

Гробовое молчание. Вокруг — потрясенные, испуганные лица. Фаулер уставился в стол и замер, стиснув пальцами ножку своего кубка. Меня пробила дрожь. Что я наделал?

— Убийство? — в явной растерянности переспросил Филип Говард.

— Убийство кого? — подхватил Мендоза, озирая сотрапезников и грозно хмурясь, словно опасаясь с их стороны обмана или непослушания. — Елизаветы? Мне не сказали…

— Мы так не договаривались, Генри! — вскричала Мари, заливаясь гневным румянцем. Говард только руками замахал, умоляя ее говорить потише. — Герцог Гиз ясно дал понять, что…

— Ну, я-то предлагал, — с неожиданной для него лаконичностью вставил Дуглас, вычищая ножом грязь из-под ногтей и ухмыляясь так, что не поймешь: всерьез он говорит или поддерживает свою репутацию. — Делов-то!

Генри Говард поднялся во весь рост, глаза его пылали.

— Успокойтесь, прошу вас! Никаких убийств. Полагаю, наш друг Бруно слишком много выпил.

— К тому же он родом из Неаполя! — От взгляда Мари вино могло превратиться в уксус прямо у меня в желудке. — Там все такие горячие головы. Откуда взялись эти бредни, Бруно?

Генри Говард уселся и подался вперед, вперивши в меня свои темные глаза.

— Да, Бруно, — проговорил он, отчетливо и презрительно выделяя каждое слово. — Откуда такие фантазии? Расскажите нам.

— Наверное, я просто не так понял, — забормотал я. — Но ведь чтобы посадить Марию Стюарт на английский престол, нужно сначала устранить ее кузину, так? Вот я и думал, если — то есть когда — произойдет вторжение, ее надо… — Я оборвал фразу на полуслове и пожал плечами. Исподтишка оглядел собравшихся в надежде, что мне удалось убедить их в своей глупости.

Фаулер упорно отводил от меня взгляд, наверное, сердился.

Говард рассмеялся, как мне показалось, с облегчением:

— Понятно, вы решили, чтобы короновать новую королеву, нужно избавиться от старой? Нет, Бруно, может, вы в Неаполе так и поступаете, но мы-то не варвары.

Я чуть было не напомнил Говарду, что он только что перечислял войска — пять тысяч, двадцать тысяч, — которые вторгнутся в эту мирную страну. Однако не стоило выходить из образа.

— Переворот, — гладко, словно по бумаге читая, продолжал Говард, — будет осуществлен в согласии с законами страны. Вы, Бруно, иностранец, и потому, вероятно, не знаете, что Елизавета Тюдор не является законной королевой Англии и никогда не имела прав на трон. Простые люди нашей несчастной страны были обмануты, они поверили, будто Елизавета законно унаследовала престол. Нужно развеять это заблуждение. Убить Елизавету во имя торжества католичества значило бы превратить ее в глазах англичан в мученицу; после этого ни один католический монарх не смог бы завоевать любовь нашего народа и восстановить порядок в стране. Нам придется действовать более цивилизованными методами. — Он снова улыбнулся и сложил руки, прижав друг к другу кончики пальцев.

— Цивилизованный переворот? — удивился я. — Мне такого видеть еще не доводилось. Как это делается? Солдаты извиняются, когда занимают очередной город?

Мари подавила невольный смешок, улыбка Говарда увяла.

— Мой дядя пытается объяснить вам, доктор Бруно, — вмешался Филип, — что возвращать Англию под власть истинной церкви нужно мягко и кротко. Одними мечами и арбалетами мы своего не добьемся, нужно показать англичанам, какую они совершили ошибку. Это священная война, и мы все полны решимости не проливать больше крови, чем необходимо для торжества Божьего дела. — На последних словах голос молодого человека дрогнул, он в искреннем порыве прижал руку к груди.

— Филип у нас святой, — суховато заметил Генри Говард.

— Тем не менее он прав, — отозвался Мендоза. — Самозванку Елизавету нужно схватить и судить папским судом как изменницу и еретичку.

— Должным образом, со всеми юридическими процедурами, мы докажем народу, что Мария Стюарт — единственная наследница короны Тюдоров, — терпеливо разъяснил мне Говард. — Это необходимо, дабы подданные признали в ней и ее наследниках своих природных повелителей.

При этих словах Дуглас резко вздернул голову и уставился на Говарда. Поднял голову и Фаулер, оторвавшись от каких-то своих мыслей, и на его лице тоже выразилось любопытство. Мари обернулась к Говарду и подозрительно сощурилась. Говард отважно выдержал все взгляды, но тусклый румянец проступил на его щеках: он знал, что, зарвавшись, выдал себя словами «ее наследники» — во множественном числе.

— Насколько мне известно, — лениво заговорил Дуглас, растягивая слова и откинувшись на стуле, — у Мари всего один наследник, шотландский король Иаков. Вроде бы в законности его происхождения и в его правах на престол никто не сомневался? — Тон его, как всегда, был шутливым, но я расслышал глубоко спрятанную стальную ноту. — Его отец был пьяница и повеса, не умевший удержать петушка в кармане, но в законности происхождения Иакова никакого сомнения нет.

— Безусловно, — торопливо подхватил Говард. — Я хотел сказать, что королева Мария еще достаточно молода и может пожелать вновь вступить в брак, когда вернется на престол. Эту возможность не стоит сбрасывать со счетов. — Он смахнул с жилета не видимую глазом пылинку, избегая пристального взгляда Дугласа.