Вячеслав Каликинский - Агасфер. Золотая петля. Том 1

Хватив на ходу полстакана спирта, Цепенюк бросил в рот корочку хлеба и, жуя, потопал к выходу.

Взвод выстроился на платформе. Цепенюк прошелся вдоль шеренги, оглядел дрожащее и стучащее зубами воинство. Солдаты в худых шинелях отчаянно мерзли, головы поверх шапок у всех были замотаны чем придется – от башлыков до бабьих платков. Цепенюк покачал головой, но замечаний делать не стал. Откашлявшись, скомандовал:

– Взвод, смир-рна! Солдаты! В вагоне произошло ужасное злодеяние: фельдшер Эдельман, будучи пойман на продаже вверенных ему лекарств и медицинских препаратов, воспользовался моим и есаула Потылицына отсутствием, злодейски отравил чешский конвой и бежал.

Цепенюк перевел дух и продолжил:

– Слушайте мой приказ, ребята! Поселок небольшой. Нужно обыскать его и найти проклятого иуду-предателя! Беглецов после обнаружения приказываю пристрелить на месте, без суда и следствия. Приказываю также расстрелять злостных укрывателей – в случае нахождения таковых. Р-разойдись!

В окна просторной избы отца диакона заглянули первые лучи солнца. Старуха потушила керосиновую лампу.

– Так, говоришь, за тобой гонятся? Что же ты натворил, человече?

– Ничего, господин священник, клянусь спасением! Просто я ночью видел, как офицеры воруют золото из вагона, вот и вся моя вина.

– Золото, золото. Воистину, оно создано на погибель людскую. Грехи, грехи наши… Не бойся Давид, я тебя не выдам!.. Сестра Ксения, подай-ка нам самогоночки: совсем замерз раб Божий. И женщину натри, и да и вовнутрь для сугреву немного дай.

Диакон налил в широкую ладонь резко пахнущую жидкость и принялся сильно растирать тело стоявшего перед ним человека, легко поворачивая его.

– Погоню-то скоро ждать надо, как сам думаешь? – поинтересовался диакон. – На-ко, глотни чуток…

Прокашлявшись после обжигающего самогона, Эдельман покачал головой:

– Не знаю, господин священник. Они повезли золото куда-то на санях. Наверное, прятать. Когда вернутся – хватятся меня, конечно.

– Мать, выдай-ка нашим гостям бельишко. Давиду мое шибко просторное будет – дай свою рубашку. Сестра Ксения, а ты на чердаке травки свои поищи – может, что-то от болезни ее лихой сыщешь. Давид, ты на печь полезай – ну-ка, мелюзга, пустите гостя в самый угол, чтобы не видно его было. А я сейчас…

– А вы куда, ваше… отец диакон? – встрепенулся фельдшер.

– Да ты не бойся, сын мой: сказал ведь – не выдам! – усмехнулся в бороду диакон. – Ты ведь женку свою волоком тянул? Пойду метелкой след замету…

Вернувшись, отец диакон разделся, пощупал лоб уложенной на лавку больной женщины, заглянул на печь:

– Спишь, сын мой?

– Нет пока…

– Спи! Пока тихо все. И вы все давайте укладываться, люди! Ночка-то беспокойной выдалась…

Но поспать отцу диакону с семейством не удалось. Вскоре с улицы послышались громкие голоса команд, выкрики. Отец диакон вылез из просторной кровати, облачился в рясу и поспел к двери как раз в тот момент, когда в нее застучали приклады винтовок.

Не спрашивая, он открыл дверь, и голоса на улице сразу смолкли.

– Прощения просим, ваше преподобие…

– Чего надобно, служивые? – громыхнул диакон.

– Беглых ищем, отец диакон. Фельдшера с больной бабой. Не к вам ли прибились?

– Только свои в моем доме, служивые. Беглых в других местах поищите.

– Ага, понятно… Извините, отче. И благословите, отец диакон! – скинув башлык и фуражку, явно хмельной офицер с погонами есаула тряхнул давно не мытой шевелюрой.

– Нету вам моего благословения, коли Божьих тварей с ружьями, как собак, ищете! – Дьякон хлопнул дверью так, что с потолка посыпалась белая пыль.

Фельдшер Эдельман тихо плакал на печи, бормоча полузабытые слова молитв.

Дисциплина у русских офицеров из конвоя литерных эшелонов начала стремительно падать задолго до их приближения к Иркутску. Этому падению способствовали частые незапланированные остановки поездов из-за саботажа и самоуправства чешских легионеров, захвативших обе нитки железнодорожной колеи Транссиба. Внесли свой вклад в хаос и партизанские диверсии. Повстанцы разбирали пути перед спешащими на восток литерными эшелонами, отряды партизан преследовали колчаковские поезда буквально по пятам.

Немалую сумятицу в умы конвойной службы внесло распоряжение Омского правительства о передаче охранных функций золотого запаса чехам – целые команды иностранных легионеров с удовольствием вселялись в поезда с бесценным грузом. И не было, пожалуй, ничего удивительного в том, что русский конвой – как, впрочем, и чехи – начал растаскивать доверенный им золотой запас рухнувшей империи.

По свидетельству очевидцев, едва ли не на каждой незапланированной остановке составов возле опломбированных вагонов с золотом начиналась грязная возня. Немалая часть презренного металла исчезла на блокпосту Тыреть – эшелон простоял там около полусуток, пока аварийная команда, срывая ногти и оставляя на прокаленном металле разобранных путей куски кожи, восстанавливала взорванный партизанами путь. Длительная остановка поезда – на сей раз другого, одного из последних в «караване» – произошла на станции Тайтурка. О трагедии на этой станции читатель уже знает. Остается рассказать ему о коротком продолжении истории есаулов-убийц.

…Поиски сбежавшего в Тайтурке фельдшера не дали результатов, и офицеры повели поисковую партию обратно к эшелону в самом мрачном расположении. К тому же на станции взводный начал расспрашивать Цепенюка с Потылицыным насчет пропавших солдат первого взвода – пришлось наскоро сочинять историю об «особом здании» для нижних чинов.

В любой момент с такими же вопросами в вагон могли заявиться штабисты Верховного правителя из первых вагонов, либо чешские офицеры, ехавшие где-то в последних вагонах этого же состава.

Отправления все еще не давали, и Цепенюк велел Потылицыну поискать в поселке свою тетушки. Тот вернулся через три часа опять пьяным: никаких сведений об исчезнувшей невесть куда старухе он не принес. Уложив товарища спать и заперев двери, Цепенюк обшарил всю чешскую половину вагона и насобирал два вещмешка продуктов (легионеры ни в чем себе не отказывали). Не побрезговал Цепенюк и обыскать мертвые тела отравленных чехов. Найденные швейцарские франки и узелок с французским золотом он посчитал личным трофеем, и Потылицыну решил об этом не говорить.

Дождавшись, когда тот протрезвеет, Цепенюк обрисовал товарищу щекотливость ситуации, в которой они оказались, и предложил на первом же полустанке бежать с поезда. Переодевшись в солдатское обмундирование, есаулы выпрыгнули из вагона, верстах в двадцати не доезжая Иннокентьевской. Они рассчитывали переждать какое-то время в одной из окрестных деревень. Там же по возможности разжиться штатской одежонкой, а если повезет, то и документами. Однако в первый же день деревенские обитатели, заметив пропажу с веревок выстиранного бельишка и следы, ведущие на сеновалы, донесли о появлении незнакомцев властям. Поселок был прочесан, а беглецы без хлопот извлечены с чердака заброшенного дома и отправлены в Иркутск.