Вячеслав Каликинский - Агасфер. Золотая петля. Том 1

Наскоро придуманная Цепенюком легенда про дезертирство из белой армии не «сыграла»: поменяв офицерские гимнастерки и шаровары на солдатские, есаулы не догадались заодно избавиться от теплого офицерского белья – на чем и попались. В централе они обретались второй день, и тихо радовались здешней скученности: по причине переполненности тюрьмы о них, как и о многих других арестантах, власти просто забыли. Кроме офицеров Белого движения, дезертиров и вредителей, здесь держали местных налетчиков, отпетых бандюг и спекулянтов.

Однако офицеры отдавали себе отчет в том, что рано или поздно до них доберутся. Расправа с чешскими легионерами, ограбление вагона с золотом и расстрел более двадцати солдат в Холмушинских пещерах тянули на неминуемый расстрел без суда и следствия.

…Локомотив только начал тормозить, разгоняя пронзительными гудками шмыгающую по рельсам разнокалиберную публику, а на подножках двух классных вагонах уже повисли встречающие состав представители местных властей с повязками на рукавах и одетых, по случаю сильного мороза, в дворницкие тулупы. Рядом с теплушками, прицепленными к вагонам, бежали какие-то люди с оружием в руках. Среди будничных солдатских шинелей русского образца мелькали франтоватые заграничные мундиры.

Взвод, ехавший в третьем вагоне, уже вслух мечтал о раскаленной печке и возможности погреться. Однако встреча в Иркутске отнюдь не была теплой. Едва состав остановился, и солдаты открыли заиндевевшие двери, приготовившись попрыгать вниз, как были остановлены резкими окриками и щелканьем затворов винтовок:

– Стой! Выходить только по команде, строиться возле вагона! Оружие, вещмешки с собой не брать!

Слегка ошалевшие от такой встречи солдаты попробовали объясниться:

– Граждане-товарищи, господа-ваши благородия! Застыли – мочи нет в клятом вагоне, две недели морозились, и топить было нечем! Дозвольте отогреться сперва!

– Прекратить разговоры! Выполнять!

Яростно растирая уши и лица, притопывая ногами, солдаты угрюмо выстроились вдоль вагона.

Вооруженные дружинники продолжали допрашивать:

– Почему у роты неполный состав? Дезертиры? Сколько ваших сбёгло по дороге?

– Так что один только взвод остался, – подтвердил ефрейтор, старший в команде. – А кто и сбёг, так это охфицеры наши, есаулы Цепенюк и Потылицын. В солдатское переоделись и сбёгли на каком-то полустанке после Тайтурки. Фельдшер с женой ихней пропал. И чехи померли от чего-то – должно отравились. Так и лежат на своей половине вагона.

– Так… Теперь слушай внимательно, служба! На двух вагонах сорваны пломбы, ящиков с ценным грузом явно меньше, чем должно. Ежели кто из вас позарился на золото – лучше сразу признавайтесь! Сейчас вагон будет обыскан, и ежели найдем хоть монету…

– Побойтесь Бога, ваш-бродь! И близко к тем вагонам не подходили!

– Как это – «не подходили»?! Как – ежели под присмотром чешской команды должны были вдоль состава на каждой остановке цепью становиться?!

– Дык… Охфицеры запретили вагон покидать! Рази ослушаешься… Мы люди подневольные, команда непосредственного начальства – для нижнего чина закон, сами знаете, ваш-бродь!

Солдатский вагон был основательно обшарен, вывернутые вещмешки с нехитрым барахлом выбросили прямо на дебаркадер.

Солдаты опять зашумели:

– Дозвольте хоть образок подобрать, ваш-бродь! Матушка дала…

– А у меня портянки новые – что же, пропадать добру-то?

В это время дружинники с повязками, не достучавшись до соседнего, офицерского вагона, разбили прикладами окна в тамбуре, открыли запоры и полезли внутрь. Выглянув вскоре оттуда, кто-то заорал:

– Зовите представителя чешского командования! Там шесть трупов. Застыли все так, что руки-ноги у покойников отламываются!

Не теряя времени, дружинники начали подавать вниз багаж чехов – сундучки, чемоданы и ящики – необычайно тяжелые.

На дебаркадере нехорошо засмеялись:

– Вот так охраннички! Смотри-ка, сколько чехи русского золота «попятили»!

– Да там еще и под полками в мешках слитки!

Раздвигая толпу, к вагону повели чешского офицера. Тот на ходу огрызался:

– To je nehoráznost a provokace Naši důstojníci – slušní lidé nemohli ukrást zlato zasadil! Žádám vyšetřování a potrestání pachatelů [98] – Это произвол и провокация! Наши офицеры – порядочные люди, они не могли украсть золото! Оно подброшено! Я требую следствия и наказания виновных ( чешск .). .

– Кто еще в том вагоне ехал? – допытывались у солдат.

– Известно кто… Командиры наши ехали, есаулы, да фершал с женой.

– И где они?

– А нам откель знать, ваш-бродь? – искоса переглянувшись, солдаты не спешили рассказывать о поиске фельдшера Эдельмана, организованного есаулами Цепенюком и Потылицыным на черт-те какой станции. – Нам не докладывали…

– Ладно, разберемся! Онуфриев, возьми пятерых караульных и веди взвод в кузнечную мастерскую. – Там раздеть догола и обыскать до подметок!

– А потом что с ними делать?

– А потом всех в Александровский централ! [99] Знаменитая Иркутская тюрьма, ведущая историю с XVII века. Там дознаватели разберутся – кто куда сбежал и куда золото из вагонов подевалось! Фургоны на извозчичьей бирже стоят…

В мастерской было хорошо уже тем, что было тепло. Окоченевшие солдаты, не слушая окриков, окружили два пылающих горна, протягивали к огню озябшие руки. Только когда конвой стал «подбадривать» их уколами штыков в спины, солдаты стали нехотя раздеваться, снимать сапоги. У одного бедолаги, зазвенев, выкатилась из портянки золотая монета – больше ни у кого ценностей не оказалось, хотя представители и конвоиры даже подметки у сапог пытались отодрать.

Солдатик упал на колени:

– Черт попутал! Еще в Казани, когда на пароходы грузились, на полу монетку подобрал…

Его не слушали. Не дав одеться, молчаливые конвоиры скрутили солдатику руки и вывели в заднюю дверь. Громыхнул выстрел, остальные солдаты перекрестились.

– Одеваться и выходить на улицу. Шаг в сторону считается побегом, пресекается пулею. Все понятно?

Мрачных солдат запихали в промерзший до баллонов автофургон. Шофер, матерясь, долго крутил заводную ручку, и мотор все-таки завелся. Куда-то повезли, а куда? Замерзшие на два пальца белым снежным «мхом» боковые окна еле пропускали тусклый свет. А передние окна загораживали мрачные часовые с винтовками наизготовку.

Ехали примерно час. Потом солдат выгнали из фургона, пересчитали и загнали в караулку, где опять заставили раздеваться догола. Обмундировку отобрали, выдали вместо нее тоже солдатское, но изношенное и прожженное хлоркой до дыр тряпье.

– Куды их? В общую?

– Рано в общую. Посади-ка ты их, братец, в отдельную пока.