Вячеслав Каликинский - Агасфер. В полном отрыве

– Депеша-то на имя Горюнова отправлена, – напомнил Медников. – В штабе разве что гнида нашлась, отправителя указала?

– Это вряд ли, Евстратий: к кодовому журналу только у трех человек в Генеральном штабе доступ имеется. У министра, его товарища и у старшего телеграфиста. Пока ясно одно: Трепов имеет к покушению на Витте самое прямое отношение. А Новицкий им операцию сорвал – вот и загоняют меня в Тифлис, потому как остального предъявить не могут, чтобы самим не раскрыться. Ладно, послужим и в Тифлисе. Там хорошо, спокойно, кадры все старые, проверенные…

– Меня-то заберешь, господин полковник? По старой дружбе?

Лавров обнял Медникова за плечи, гулко похлопал ладонями по спине.

– Спасибо за верность, брат Евстратий. Но нельзя тебе отсюда пока уходить…

– Это почему? – набычился Медников. – Я человек вольный, на офицера екзамен еще не сдал. Не желаю под Ерандакова идти, Володя.

– По-человечески тебя понимаю, Медников. И неволить остаться не могу – прошу просто. Подполковник человек тут новый, усердный, видать: как бы не напортачил от своего усердия. Мы с тобой три года работу налаживали, локти и морды свои в кровь били – неужели тебе не жалко, ежели все от неумелого руководства прахом пойдет? Да и нутром чую: ненадолго «ссылка» моя. Глядишь – и вспомнят Лаврова, снова в столицу призовут.

В кабинет начала заходить офицеры Разведочного отделения. Многие держали в руках уже написанные рапорты об увольнении со службы или о переводе.

– Друзья! Господа офицеры! – развел руками Лавров. – Право, я благодарен за личную верность, но… Так все-таки нельзя, господа… Во-первых, я не могу при всем желании взять с собой в Тифлис всех желающих: там же люди живые на вакансиях работают! Их-то куда? А во-вторых, вы не мне, не Ерандакову служите, а отчизне, государю императору. Зачем же Петербург бросать на произвол? У нас здесь дел сколько незавершенных осталось. Помогите новому начальнику в курс войти быстрее…

Офицеры зашумели, продолжая возмущаться произволом высокого начальства. Лавров терпеливо улыбался, наконец, построжел:

– Господа офицеры, вот тут я уловил в общем шуме голоса, призывающие скрыть от нового начальника уже внедренную вами агентуру. Мол, на все готовенькое пришел… Да, послужили мы неплохо, многое сделать успели. Но сделать еще больше предстоит. Война с Японией, почитай, закончилась – вот вам и возможность к следующей подготовиться так, как должно. Агентуру, стало быть, от господина подполковника не прятать! Другое дело, если он нерационально с агентами нашими обходиться станет. Тогда спасайте их! И последнее: всех сегодня вечером приглашаю в ресторацию: есть законный повод новую дорожку старому начальнику обмыть как следует! А пока – наводите в своих «конюшнях» порядок. Чтобы новый начальник меня вслед вашей нерасторопностью не попрекнул. Все, господа офицеры, до вечера! Простите – но мне немного поработать требуется…

Проводив офицеров, Лавров прошелся вдоль шкафов, трогая сильными пальцами обложки наблюдательных дел и оперативных разработок, досье и справок. Открыл сейф, сверил с описью хранимые там секретные документы. Достал и положил на стол тонкую папку личного дела и обзорную справку военно-учетного отдела. Справка содержала данные на весь начальствующий состав губернских и городских жандармских управлений и обновлялась штабом раз в полгода.

Заперев дверь, Лавров нашел в справке имя своего «заменщика». Потомственный донской казак, окончил Новочеркасское казачье юнкерское училище. Выпущен хорунжим в 16-й Донской казачий полк. Воевал – участвовал в Китайской кампании 1900 года. Потом – перевод в Отдельный жандармский корпус, служил адъютантом в Тульском ГЖУ, помощником начальника Киевского управления. Заведовал розыскным пунктом в Николаеве, начальствовал в Нижегородском охранном отделении, откуда и был прикомандирован к Петербургскому городскому жандармскому управлению.

Там, выходит и сыскал его Трепов, подумал полковник. Интересно, какими критериями руководствовался генерал-губернатор? Перевернув страничку, в графе «особые отметки» Лавров нашел и искомый ответ.

Так… В Николаеве привлек группу молодых рабочих для организации под своим началом мастерской по изготовлению бомб, каковую позже с великой помпой сам же и «обнаружил». А в Нижнем Новгороде – ты гляди-ка! – организовал подпольный игорный дом и содержал при нем шулеров. Платил им из спецфондов жалованье. Начальству объяснил, что пошел на это с целью привлечения новой агентуры, ловя нужных простаков на денежный крючок. М-да… С полгода ловил, выходит. «Сливки» для конспирации снимал – и в итоге ни одного заагентуренного.

Все понятно, ваше высокопревосходительство, хмыкнул про себя Лавров. Без труда мог найти на мою должность кристально-чистого человека, а посадил «замаранного». Ясно дело: «замаранным» и управлять легче…

Отодвинув брезгливо справку, он раскрыл тощее досье на Агасфера. То бишь на Берга Михаила Карловича, суперсекретного и единственного пока агента Разведочного отделения в глубоком тылу врага.

А вот тебя, Бергушка, я Ерандакову не отдам, решил Лавров. Не для того ты в клятой Японии вживался в образ перебежчика, чтобы однажды вызвали тебя в славный город Петербург и обвинили по старым грехам – которые, ежели разобраться, и не грехи вовсе… Но кто разбираться станет?

Лавров звонком вызвал курьера, спросил у него пару особых конвертов, сургуч и специальную прошивную проволоку. В один конверт запаковал досье Агасфера, прошил проволокой и наложил сургучную печать. Надписал: «Выведен в глубокий резерв. Основание: личное повеление ЕИВ [239]. 1905 года августа месяца».

Бог простит, подумал он. А проверять к государю никто не пойдет.

Во второй конверт засургучил коробочку с царским брегетом и коротким письмом Агасферу. Надписал: «Камергеру Павлову в Шанхай. Личный подарок ЕИВ. Передать Бергу М. К.».

Велел курьеру собираться и отнести один конверт в почтово-дипломатическую экспедицию Министерства иностранных дел – для срочной отправки адресату, второй – в секретный сектор делопроизводства военно-учетного отдела Генерального штаба.

Витте вернулся в Петербург 16 сентября 1905 года, задержавшись лишь на несколько дней у императора Вильгельма в Берлине. На вокзале его встретили знакомые и незнакомые лица. Толпа была большая, и Витте с большим трудом добрался до поданного автомобиля. Кто-то из толпы экспромтом сказал приветственную речь.

Было утро. Петербуржцы преимущественно сидели по домам, опасаясь революционной горячки, охватившей северную столицу. Однако многие прохожие, узнавшие автомобиль и самого Витте, приветствовали скромную процессию.